Зеленоглазка

– Если Ларри проживет достаточно долго и при этом не разорится, он переплюнет самого Лангли, – говорили про него люди.

Кэб повернул к дому Ларри, утопающему в роскоши, перегруженному архитектурными украшениями, – дому, который прямо-таки кричал всему миру, что его владелец способен еще и не на такое. Везде, где только можно, были вставлены ажурные металлические решетки, даже края медной крыши были украшены затейливым кружевом из металла. Не хватало разве что павлинов, разгуливающих по стриженым газонам, странно, что Ларри не пришла в голову такая идея. Юнис приняла бы ее с восторгом, как и все, что предлагал муж.

Ларри сам вышел, чтобы открыть мне дверцу кэба; он хоть и гордился своими владениями, но на самом деле не был гордецом, к тому же был проворнее самого ловкого из своих слуг. Подавая мне руку, он поцеловал меня – этот знакомый поцелуй в щеку означал доверие и гостеприимство, вот уже много лет оказываемые мне как еще одному члену их семьи. Большего Ларри никогда себе не позволял.

– Эмми, ты выглядишь сногсшибательно! Никогда еще не видел тебя настолько… настолько элегантной!

– Это потому, что ты никогда не утруждал себя приехать взглянуть на меня за стенами магазина.

Но вообще-то он был прав – у меня никогда еще не было такого платья, как это. Оно было сшито из нежно-абрикосового шелка, фасон необычайно подчеркивал мою тонкую талию, а кринолин был таким широким, что, передвигаясь по комнате, мне приходилось все время напрягать свое внимание. Когда я шла через залу туда, где Юнис встречала гостей, он плавно колыхался при каждом моем шаге, доставляя мне удовольствие.

– Эмми, дорогуша… – сказала она нежно и подставила щеку для поцелуя.

Она была еще все та же девочка, которую я запомнила на приеме, устроенном Джоном Лангли в честь Розы. Такие же рыжие волосы, такое же платье, щедро украшенное лентами и цветами. Только фигура стала чуть тяжелее – ведь через три месяца должен был появиться ее четвертый малыш. Чтобы скрыть это, она слегка задрапировала себя длинным шарфом, конец которого развевался сзади. Впрочем, она не слишком уж старалась, так как знала, что Ларри очень гордится всем, что связано с детьми, а большего ей было и не нужно. Достаточно любви и одобрения со стороны Ларри, чтобы она счастливо и упоенно занималась детьми. У нее был спокойный и даже немного скучный нрав, но с того времени, как они поженились, Ларри и не смотрел на других женщин. Все, что ему было нужно, – это чтобы от него зависели; энергии и буйной страсти у него самого было в избытке. Дома он искал только покоя и смирения, его слово должно было быть законом. С Юнис ему это легко удавалось.

– Ты только посмотри, Дэн, на нашу Эмми! – Кейт распахнула руки для объятий. – Боже, как приятно видеть тебя без твоего черного одеяния!

Она уже не была такой стройной, как тогда, на Эврике, но все еще сохраняла привлекательность и была одета в излюбленных лиловых тонах. Богатые платья, правда, уже не могли скрыть ее годы, хотя, когда Кейт улыбалась и начинала говорить, любой забывал о ее возрасте. И пусть ее имя никогда не появлялось в списках приглашенных к губернатору, она все равно была одной из известнейших дам в Мельбурне.

Поцеловав меня, Дэн спросил:

– Ну что, Эмми, какие новости от Адама?

Я сообщила ему то же, что говорила до этого Розе, и он кивнул. Его высокая фигура уже слегка ссутулилась, но плечи были по-прежнему мощными; в бороду и волосы прокралась седина.

– Скоро у Адама будет пароход, – сказал он, – и тогда поездки станут короче. Хорошо, если он чаще станет бывать дома.

В глубине души Дэн сознавал, насколько я одинока, и я чувствовала это без всяких слов. Он был добрейшим человеком из всех, кого я знала, и в Мельбурне это было общеизвестно. Гостиница Магвайра была бойким местом, но сколь ни успешно Дэн зарабатывал деньги, он никогда не клал их в банк. Они всегда словно утекали сквозь пальцы, потраченные неизвестно на что – подарки, кредиты всем подряд, дорогие обеды, наряды для Кейт, мебель, книги для Кона, пони для детей Ларри. На некоторое время Ларри удавалось попридержать этот поток бездумных растрат, но это было все равно что затыкать дыру в плотине пальцем. И в конце концов Ларри сам начал испытывать странную гордость за своего отца, прослывшего самым щедрым человеком в городе.

Я зашла в красную гостиную Ларри, где красовался огромный, красный с золотом, персидский ковер, привезенный Адамом из Сингапура специально для Ларри. Камин нелепо сверкал девственной белизной на фоне мебели черного дерева – именно такие камины Ларри, как на грех, углядел в гостиной у Джона Лангли. Вообще я ни разу не видела, чтобы человек с таким удовольствием вот уже два года строил и обставлял свой дом. Причем это вовсе не была какая-то мания – просто истинное удовольствие. Ларри был не из тех, кто страдал одержимостью.