Читаем Зеленый дом полностью

клонит и меня ко сну.

Состраданье душу гложет

все шагаю да пою.

Жаль, никто потом не сможет

взять гармонику мою.

РОЖДЕСТВО В СОХО

Рождество и суматоха,

никому не до меня,

так пойду, пожалуй, в Сохо,

поброжу остаток дня.

В лавках - яблоки, печенья,

звездный час для торгаша.

У меня на развлеченья

нет при этом ни гроша.

С каждым годом жизнь все горше,

но живу же ведь пока.

Шлюха, грим обычный стерши,

покупает индюка.

По трактирам и по барам

мчит псалом вослед псалму.

Общим заражен угаром,

шляпу на ветру сниму.

Ноет хлипкая утроба,

сердце - как пустой вольер.

И еще вдобавок небо

высохло, как Лестер-сквер.

x x x

В грозе и мраке наступает март,

прет напролом, без компаса и карт:

и эта буря поглотить должна

все то, в чем нет здорового зерна.

В грозе и мраке наступает март,

и остается уповать на фарт

иначе ни к чему и доктора.

О, не тверди, что умирать пора!

Я слаб, как позабытый колосок,

не претендую ни на чей кусок,

однако перед строчками - в долгу

и до сих пор... Я просто не могу!

Я не окончил множества работ,

мне нужен срок - еще хотя бы год...

Болят виски и ноет миокард.

В грозе и мраке наступает март.

x x x

Что поют пичуги

право, не пойму.

Только свет в округе

убивает тьму.

Этот нищий, жалкий,

этот дивный дар:

скрип тяжелой балки

и над полем пар.

Все, что видел розно

будь со мной сейчас,

ибо станет поздно,

вещи, петь про вас:

хочется смертельно

петь и петь певцу.

Песня беспредельна.

Жизнь пришла к концу.

ДЕНЬ ПОМИНОВЕНИЯ

День поминовенья. Захочу

фитилек в лампадке засвечу:

ты гори с печалью и с тоской

матери моей за упокой,

той, которой я помочь не мог,

ты гори за сына, фитилек,

ибо ставлю крест на жизнь свою,

хоть чужбины горький хлеб жую.

Ты гори, оплакав заодно

все, что было мной сочинено,

что нигде издать надежды нет

догорай, лампадки тихий свет.

Догорай, мерцая и скорбя

(через год - зажжет ли кто тебя?),

ты свети стихам, любви, добру

в них-то я не до конца умру.

СНАРУЖИ

Там, снаружи, - тьма, тревога.

Голоса жужжат снаружи.

Сторож, глотки им заткни,

прогони их, прогони.

Там, снаружи, - тьма, тревога.

Под стеной бежит дорога.

Сторож, колотушку брось:

тени разбегутся врозь.

Там, снаружи, - серп шафранный

над дорогой, над поляной

льет лучи, как брызги льда.

Не пускай его сюда.

ВМЕСТЕ С ПЫЛЬЮ

Многие покой находят в спальне,

но моя судьба куда печальней:

лишь на землю ляжет темнота

пыль запорошит мои уста.

Многим слышен щебет на просторах

я один внимаю тайный шорох:

вместе с пылью, спящей на ковре,

тяжко просыпаюсь на заре.

Не для флоксов и не для сиреней

череда моих стихотворений;

пыль стряхну в неведомом году

встану и шарманку заведу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза