- Должны смочь, командир. У нас сейчас почти двадцать штыков... Если кое-кого отозвать из деревень, то можно еще смело прибавлять человек 7-8. Только, Сергеич, потом облава может быть, а мы еще и устроиться-то толком на новом месте не успели... Треба бы проходы заминировать кое-где, да парочку соседних сел прошерстить...
- Дело говоришь, - усмехнулся тот. - Вот сегодня этим и займись. Кстати, про бомбежку слышал?
Партизан кивнул.
- Немец, в нашем старом лагере сильно лютовал, - засмеялся старшина. - Наблюдатели доложили, что уйму снарядом извел. Все взрыл — там теперь бульбу сажать можно.
- Что бомбил пустой лагерь — это хорошо, - задерживаясь у выхода проговорил Сергей. - А вот то, что бомбы он какие-то странные использовал мне шибко не понравилось. Лес там почти весь выгорел... Пней даже не осталось. Михеич рассказывал, что когда бомбили, воздух сильно гудел, а зарево было видно почти в самом центре. Это за пятьдесят километров...
- Подожди-ка, - командир слегка привстал с места; ему показалось, что он услышал что-то странное. - Гул что-ли какой... Точно шумит кто-то. Пошли-ка, посмотрим.
Едва Голованко приподнял полог, который прикрывал вход в землянку, как практически на него свалился его ординарец.
- Пашка, черт, - чертыхнулся командир, придерживая парнишку за шиворот. - Чего там стряслось?
- Там, Илья Сергеевич, Машка пришла, - прошептал он, вытирая текущие по лицу слезы. - Вона я покажу.
Отодвинув его в сторону, мужчины, наконец, вышли наружу и сразу же увидели почти все население лагеря.
- Матрена, отойди, - старшина из-за столпившихся людей ничего не мог разглядеть. - Что за собрание? Что за галдеж..., - окончанием слова, столь резво выскочившего, он чуть не подавился. - Едит твою...
В небольшом кружочке, образованном сгрудившимися людьми, стояла маленькая девочка в окровавленной рубашке, едва доходящей ей до колен. Ее головка с длинными растрепанными волосами была приподняла к верху, а глаза смотрели прямо перед собой. Старшина подошел к ней и молча схватил ее в охапку.
- Давай, - прошептал он, укутывая девочку чьим-то одеялом. - Сейчас, Машулька, тебе станет теплее... Хорошо будет. Согреешься. Чего носиком хлюпаешь? - девочка еще сильнее прижалась к нему, вцепившись в его одежду. - Матрена, давай-ка за нами. Поможешь, если чего...
В жарко натопленной землянке он попытался снять ребенка с груди, но у него ничего не вышло. Та начинала задыхаться и с силой обхватывала ему шею.
- Ну, не плачь, кроха, - шептал старшина, гладя ее по голове. - Что там с тобой случилось? Расскажи нам, не бойся. Где тёти, что с тобой были? - всхлипывания стали еще громче.
- Что ты, старый, дитятю умучал? - всплеснула руками повариха. - Не видишь, плохо ей! У! Дубина! Руки свои убери, - Голованко, безропотно передал девочку женщине. - Иди ко мне, солнышко... Вот, вот, так. Сейчас мы тебя умоем, причешем, накормим, - та доверчиво потянулась к ней. - Смотри-ка, что у меня есть. Это тебе! Бери, бери! - в маленькую ручонку лег какой-то крошечный блестящий сверток. - Молодец! Видишь, как блестит... Красиво? Вот...
- Прямо, как у тети Агнешки, - пропищала девочка, любуясь небольшим колечком на своей ладошке. - Такое же жёлтенькое... как солнышко прямо. И теплое! - она любовалась небольшим кусочком золота, вертела его и так и этак, а потом, вдруг грустно сказала. - А у тете Агнешки колечко дядя забрал.
Старшина встрепенулся и выразительно посмотрел на повариху — мол, давай, спрашивай ее дальше. Та в ответ грозно сдвинула брови.
- У какой плохой дядя, - прекратив безмолвный разговор, погрозила она какому-то неведомому человеку. - Вот как увижу его, то сразу заругаю. Вот так-то, козочка моя. Прямо сразу и поругаю!
- Не поругаешь, - грустно прошептала девочка, зажав кольцо в кулачке и еще сильнее прижимаясь к Матрене. - Он же фашист. У него вот такое ружо, - кулачком она сделала неопределенное движение, которое, похоже, должно было показать размер этого самого оружия. - Он возьмет и застрелит нас.
Подвинувшись по лавке к ним чуть ближе, Голованко вновь просемафорил взглядом, призывая действовать по активнее.
- А тетя Агнешка там осталась, - продолжала рассказывать девочка, хотя у нее так и ничего и не спросили. - Я ее позвала, а она не идет..., - она немного заерзала, пытаясь закутаться в накинутую на нее шаль.
- Знаешь, что Матрена, - проговорил Голованко, для которого с самого начала было понятно главное, что обе женщины уже давно мертвы. - Иди к себе и отогревай дитя, а я пока покумекаю. И Сергея кликни.
Спустя несколько минут в землянке вновь сидели Сергей и старшина. Между ними разгорелся яростный спор по поводу того, что делать... Дым от жутко воняющего самосада, разбавленного какими-то листьями, заполнил почти все помещение. Среди него проступали склонившиеся на столом фигуры, время от времени начинавшие обсуждать очередной вариант.