Зеленый луч №2 2017

Это был маленький деревянный особнячок, двухэтажный, когда-то весь покрытый нарядной резьбой, теперь уже мало где сохранившейся. Со двора он выглядел особенно растерзанно и убого: покосившаяся веранда с выбитыми стеклами, мусор, валяющийся по всему двору Соседи у Нинок были своеобразные: многодетная семья алкоголиков, странная парочка со второго этажа и сумасшедшая тетка, вечно стучавшая к ней в квартиру и обвинявшая в том, что Нинок обливает ее стену кислотой или пускает сквозь нее (в смысле – сквозь стену) отравляющие газы. Приступы сумасшествия начинались у соседки с попыток исполнения на пианино мелодии из фильма «Два бойца». Мелодию эту она знала не дальше первых девяти нот, и, возможно, именно это и выводило ее из равновесия. В двери у соседки было врезано один над другим три дверных глазка. Парочка со второго этажа – отставной спившийся подполковник, похожий на пожилого Пьера Безухова, и его юная сожительница – вели с сумасшедшей соседкой перманентную войну. Например, поливали водой участок перед ее дверью, таская ведро за ведром от колонки, чтобы развезти грязь, или вывешивали над ее крыльцом воблу для сушки, чтобы соль и жир капали прямо на ступеньки и головы проходящих. Многодетные герои тоже радовали: они гнали самогон, и по ночам движение во дворе и на веранде не прекращалось, – и время от времени кто-нибудь ронял пограничный шкаф, который с грохотом валился на пол прямо у Нинок за стенкой. И все-таки в этой квартирке была своя прелесть – тихая улочка за окнами, просторный, на удивление никем не перегороженный за целое столетие зал, уютная спаленка…

Ксения вошла на веранду и постучала.

Глава 8

Семейное счастье

Дети лазали по танку, висли на его стволе. Танк терпеливо сносил все это, как старенький дедушка, привыкший к шалостям внуков. Первое время, когда его еще только поставили на бульваре, можно было залезать внутрь, но вскоре во избежание неожиданностей люки заварили. Дети, конечно, огорчились, зато потом, когда сами стали родителями, пришли к выводу, что решение было правильное. Так спокойнее. Никто не прихлопнет себе руку тяжелой крышкой, никто не свалится внутрь башни, никто не застрянет в глубине водительской кабины.

Женщина подумала об этом мимоходом и в который уже раз поглядела на часы. Жизненный опыт подсказывал ей, что смотри – не смотри, всё бесполезно. Сын уже вымазался по самые уши, но звать его домой не хотелось. Там он начнет канючить у нее «чё-нибудь», потом доберется до еще не разграбленных дочерью остатков косметики или разрисует кефиром окно, и придется выпороть его, и он будет ныть весь вечер и требовать мультики. Дочь еще неизвестно когда заявится, и надо будет опять звонить ее подругам, а родители подруг будут звонить ей самой.

Между тем небо над пятиэтажками чернело, и никак это не было связано с наступающим вечером. Где-то вдалеке погромыхивало, и, наверное, танку, обвешанному ребятней, эти звуки напоминали что-то тревожное из его молодости, какие-то сражения… Хотя, участвовал ли он в сражениях, никто точно не знал. Возможно, он именно так и слышал звуки настоящих боев – издалека.

Женщина решила идти домой. Последнее время она как-то особенно стала уставать на работе, и не оттого, что работы было много. Работы подчас не было совсем, и приходилось создавать ее видимость, а это, знаете ли, особенно выматывает. Рабочие дни казались бесконечными и скучными до одури, и когда дела все же находились, женщина была уже совершенно обессилена и лишь с трудом заставляла себя за них взяться. Это казалось ей особенно бессмысленным, нерациональным, – завод, на котором она работала, выглядел каким-то нелепым осколком прошлого, где все сохранилось в неизменности с советских еще времен. Даже пишущая машинка в канцелярии не поддавалась на соблазнительные компьютерные уловки, но продолжала исправно печатать всю заводскую документацию, – собственно, сама женщина вкупе с пишущей машинкой и была канцелярией, как таковой.