Зеленый луч №3 2018

И эта ночь была беспокойной. Малышка просыпалась два раза. И оба раза Ирина бродила с нею на руках по их крохотной комнатке, чувствуя себя поначалу несчастной и бессильной, истерзанной этим неутихающим плачем, но все же поглаживая маленькую вздрагивающую спинку и шепча самые ласковые слова. Слова, как ей казалось, в никуда, поскольку дочка плакала громко и не могла слышать ее шепот. Но постепенно Ирина становилась волшебницей. От ее прикосновений спинка обмякала, плач утихал. И она продолжала шептать всякие глупенькие словечки уже уснувшему, повисшему на ее плече ребенку, и целовать ее реденькие пушистые волосики.

Может быть, она и в самом деле была волшебницей, раз у нее родилась такая волшебная девочка.

Она проснулась от легких прикосновений. Приоткрыв глаза совсем чуть-чуть, так, чтобы было незаметно, что они приоткрылись, она стала наблюдать, как малышка похлопывала и поглаживала ее лицо своими растопыренными маленькими пальчиками и притом, вовсе не глядя на Ирину, сосредоточенно думала о чем-то, видно, о чем-то очень важном. Ирина не выдержала и засмеялась, малышка тоже захохотала, дрыгая ручками и ножками. Потом они стали играть в свою утреннюю игру. Она уложила уже собравшуюся было сползать с кровати малышку на спинку, приподняла ее майку и легонько подула ей на животик, приговаривая: «Сначала прилетел маленький ветер», подула чуть сильнее: «А потом большой», и еще сильнее: «А потом ураган», и, сказав: «А потом буря», дунула изо всех сил и защекотала ее животик своими губами. И опять обе долго смеялись, кувыркались и барахтались в постели.

Зато потом, после того как Ирина выглянула в окно и увидела, какой сегодня чудесный день, заспешили. Наскоро позавтракав, не помыв за собой посуды, не убрав постель, быстро оделись и пошли за молоком.

Ирина несла дочку на руках, любовалась ее кукольным профилем, ее поднявшимися на ветру тонкими волосиками и шептала ей почти в самое ушко:

– Малюся – куколка, Малюся – красавица, Малюся – принцесса… – и, удостоенная слабой, блуждающей улыбки, продолжала еще тише: – Какие у Малюси сладенькие щечки, какие у Малюси умненькие глазки…

Время от времени они приземлялись: малышка – на траву, Ирина – на корточки, – и подолгу рассматривали муравьев, жуков, кирпичи и веточки. В одно из таких приземлений Ирина заметила идущую им навстречу соседку, бабу Паню. Но поскольку ей так не хотелось тратить время на пустые разговоры, не хотелось выслушивать неинтересные ей чужие новости и вспоминать свои, которых, в общем-то, и не было, она проворно подхватила ребенка и, пока подслеповатая баба Паня их еще не углядела, перебежала на другую сторону дороги. Однако на обратном пути встречи с соседкой избежать не удалось. Та сидела на лавочке у подъезда, словно поджидая их.

– Это чья такая маленькая девочка? – засюсюкала баба Паня. – Это откуда к нам такая красавица?

Малышка приподняла головку, увела взгляд в сторону, вытянула губки и застыла.

– Воображает, – шепотом пояснила Ирина и поставила дочку на землю.

– Как тебя зовут? – елейным голосом, склонившись почти до земли, начала баба Паня свой ежедневный допрос.

– Малюся, – нехотя ответила девочка.

– А почему Маруся всю ночь плакала опять? – еще ниже склонилась баба Паня. – Почему мамке спать не давала?

Малышка не ответила.

– Ну? – спросила она у Ирины. – Всех врачей обошли?

– Всех.

– Ну?

– Все в порядке. Но ведь почему-то она плачет. Не знаем, что делать.

– Зато я знаю. – Баба Паня полезла в свою сумку, достала оттуда галету и протянула малышке. – Ее надо отнести к бабке. Бабка пошепчет, пошепчет, заговорит, и как рукой снимет.

– Да ну, не верю я в это…

– И не верь. И не верь, пожалуйста. И не верь себе на здоровье. А Марусю отнеси. Поможет. Обязательно поможет.

– Посмотрим, – уклончиво ответила Ирина.

Дома, дабы не перебивался неустойчивый детский аппетит, она отобрала у дочки уже надкусанную галету, пообещав вернуть ее позже, и сперва накормила ее супом, потом уложила спать, и только убравшись на кухне, обнаружила, что галету ребенку так и не вернула. Получилось как-то нечестно. Ирина расстроилась, взяла сигарету и вышла на балкон.

Бабулин дом стоял почти у самого края узкой земляной дороги, вздутой посередине, а по бокам продавленной под тяжестью несметного числа груженных овощами и фруктами машин, прошедших здесь. По ту сторону дороги, по всей длине ее, тянулась бледно-голубая стена консервного завода. На территории завода, как раз напротив бабулиного домика, размещался летний кинотеатр. Там крутили кино каждый вечер, правда, по несколько раз одну и ту же картину. На первый сеанс бабуля давала им с братом денег, и они бежали по-над бледно-голубым забором за угол, где в маленьком окошечке покупали маленькие билетики. А потом садились на самую первую врытую в землю длинную скамейку и, поедая круглые галеты, смотрели на огромный, оживший чужой восхитительной жизнью экран.