Жалкая рептилоидная боль! Какая мерзость!.. А раньше она была красавицей, она гордилась своей привлекательностью и использовала ее как скальпель. Теперь же… В последние годы ее белоснежные волосы стали уныло-серыми, изменившись после последней терапии. И еще они выпадали, подумать только, отдельными клоками. Отвратительно… А когда-то была красавицей, давным-давно. Она гордилась своим царственно-ястребиным лицом, а сейчас – будто баронесса Бликсен (тоже редкая красотка в юности) – рассыпалась в сифилитическую ведьму Исак Динесен. И она живет и живет, как вампир или зомби – опустошенная ящерица в стотридцатилетнем человеческом теле. С днем рождения тебя, с днем рождения тебя…
Она шагнула к раковине и дернула зеркало в сторону, открывая заполненный лекарствами шкафчик. Миниатюрные ножницы лежали на верхней полке. Забавно, но где-то на Марсе изготовляли маникюрные ножницы, без сомнения, из магния. Она взяла их и потянула клок волос с головы, пока не стало больно, а потом отрезала всю прядь. Она как будто снимала с себя скальп. Лезвия затупились, но если она тянула достаточно сильно, они работали. Она должна действовать осторожно, чтобы не порезаться, крохотные останки тщеславия не позволяли ей причинять себе чрезмерный вред.
В общем, это была долгая, нудная, кропотливая и тяжелая работа. Но она почему-то успокаивала, отвлекала – такая методичная и одновременно разрушительная. Первый срез получился достаточно неровным и требовал доработки, на что ушел почти целый час. Но этим дело не ограничилось: она никак не могла подравнять торчащие пряди и опять почувствовала раздражение.
В конце концов, она вооружилась бритвой и быстро расправилась с остатками волос, придавив туалетной бумагой обильно кровоточащие порезы. Она проигнорировала проявившиеся старые шрамы и старалась не обращать внимания на ужасные бугорки и впадины на голом черепе. Впрочем, это оказалось не трудно – ведь теперь в зеркале отражался настоящий монстр.
И она безжалостно уставилась на странного урода – андрогинного, увядшего, безумного. Орел превратился в грифа. Лысого, со сморщенной шеей, глазами-бусинами, носом крючком и безгубым ртом, загнутым вниз полумесяцем. Глядя на свое безобразное лицо, она долго не могла найти ни одной черты Майи Тойтовны.
Она стояла, заледенев в настоящем. Чужая для этого мира. И для всех.
Стук в дверь заставил ее подпрыгнуть и вернул к реальности. Она помедлила, вдруг устыдившись и даже испугавшись. Другая ее часть прохрипела:
– Входите…
Дверь открылась. Мишель увидел ее и застыл на пороге.
– Ну? – выдавила она, чувствуя себя голой.
Он сглотнул, кивнул.
– Красива, как всегда, – сказал он и криво ухмыльнулся.
Она была вынуждена рассмеяться. А потом плюхнулась на постель и разрыдалась. Она всхлипывала и не могла остановиться.
– Иногда я хочу перестать быть собой, – говорила она, вытирая глаза. – Я так устала от всего, что я сделала.
Мишель сел рядом с ней.
– Мы до конца заперты в собственной оболочке. Так мы платим за право мыслить. А чем бы ты предпочла быть: пленником или идиотом?
Майя покачала головой.
– Я была в парке с Владом, Урсулой, Мариной и Саксом, который меня ненавидит. То еще зрелище! Но я поняла одно – мы должны что-то сделать, действительно должны. А потом я попыталась вспомнить все, что было, и вдруг подумала: какие же мы изломанные, искалеченные люди.
– Много всего случилось, – произнес Мишель и взял ее за руку.
– У тебя есть проблемы с памятью? – Майя поежилась и вцепилась в него, словно в спасательный круг. – Иногда мне бывает настолько страшно, что я предпочитаю амнезию. – Она коротко хохотнула. – Полагаю, я предпочла бы стать пленником, чем идиотом: это касательно ответа на твой вопрос. Если ты забываешь, ты освобождаешься от прошлого, но тогда все теряет значение. Спасения нет, – проговорила она и всхлипнула. – Помнишь ты или нет – не важно. Тебе всегда больно.
– В нашем возрасте часто возникают подобные проблемы, – мягко сказал Мишель. – Мы забываем события, которые с нами когда-то случилось. Ничего страшного. Есть упражнения, которые помогают тренировать мозг.
– Это не мускул.
– Знаю. Но когда ты их выполняешь, растет способность вспоминать. А сам акт запоминания усиливает память. Логично, да? Синапсы укрепляются или заменяются физически.
– Но что, если ты не можешь взглянуть в лицо своим воспоминаниям? Ох, Мишель… – Она глубоко, прерывисто вздохнула. – Она… Марина заявила, что Фрэнк убил Джона. Она думала, будто я ее не слышу. И она сказала это, как непреложную истину! – Майя схватила Мишеля за плечо и сжала, словно ногтями могла выцарапать из него правду. – Мишель, ответь мне и не ври! Вы действительно так считаете?
Мишель покачал головой.
– Никто не знает, что случилось.
– А как же я? Я была в Никосии той ночью, а они – нет! Тогда я находилась рядом с Фрэнком! Он понятия не имел, клянусь!
Мишель задумчиво прищурился, и она воскликнула:
– Не смотри так!