Зелимхан

— Ну зачем нам в доме эта змея, два года издевавшаяся над нашим сыном, — возражала жена. — Ты посмотри на него, он за это время даже с лица сошел.

— Любая змея может стать покорной в руках мужчины. Ну как мне теперь появляться на людях? — охал Говда.

— Успокойся. Люди, что — пошушукаются и забудут. А мы женим Успу на красавице, — не сдавалась жена. — Кто не согласится выдать свою дочь за сына старшины?

— Что ты мелешь? Разве ты понимаешь в этом хоть что-нибудь?

— Понимаю, очень хорошо понимаю.

— Дура. Ну как я могу забыть, что меня ссадили с коня? И за кого? Из-за Зезаг! Тьфу, нет, это просто немыслимо. Надо было вернуть им ее труп.

— О аллах, ведь не стоит она, чтобы ты так переживал, не стоит она и твоего коня, — урезонивала Говду жена. — А этим собакам Гушмазукаевым всегда успеешь отомстить, остаться бы только старшиной.

Это был веский довод.

Сознательная жизнь Говды началась со скамьи в медресе, где он заучивал непонятные ему стихи из Корана. Но сыну сельского купца не понравились сказки о загробной жизни, и он решил любой ценой счастливо прожить жизнь земную. А аллах, он далеко! И вот, когда тихие молитвы крестьян стали сменяться проклятиями в адрес царя, Говда с помощью мелких доносов сблизился с приставом. Так Говда стал старшиной аула Махкеты, и этим положением очень дорожил. Жена попала в самую точку, напомнив ему то, о чем он сам последнее время не раз задумывался: не поведет ли какая-нибудь новая неудача в борьбе с Зелимханом к тому, что начальство разуверится в силах махкетинского старшины? Конечно, оставался щекотливый вопрос о чести. «Да что там, теперь честь у того, у кого власть» — подумал Говда, и вдруг в голову ему пришла мысль, что решение совета старейшин, тем более принятое без него, по сути, его даже очень устраивает.

Но мысли эти старшина оставил при себе, а внешне еще некоторое время продолжал возмущаться и слать проклятия всем, кто виноват в его позоре.

Когда пришел вечер, Говда мрачно удалился в свою комнату и лег спать один. Но сон не приходил. Лежа на спине с открытыми глазами, закинув руки за голову, он думал о том, как бы все-таки отомстить Зелимхану за оскорбление чести его семьи и рода, но так, чтобы он и его сыновья ничем особенно не рисковали. Из соседней комнаты доносились мягкие шаги: видно, хозяйка хлопотала по дому, не смея войти к мужу. Во дворе нудно лаяла собака, да время от времени откуда-то издалека доносился печальный крик выпи...

Вдруг Говда поднялся и присел на край тахты. «Но ведь есть еще и другой вопрос: посчитает ли еще Зелимхан свои счеты с ним поконченными?..» — подумал старшина и почувствовал легкий холодок на спине.

В комнату вошла жена.

— Ты все еще не спишь?

— Я очень устал.

— Зачем ты все это так близко принимаешь к сердцу? Кто они такие, эти Бахоевы, чтобы ты так много думал о них?

Говда долго молчал, потом ответил:

— Жена моя, ты плохо знаешь их. Они ведь потомки Бахо, который никогда и никому не прощал обиды.

* * *

А на следующий день в ауле Харачой свершилось торжественное событие: мулла своими молитвами скрепил брак Солтамурада из рода Бахоевых и Зезаг, дочери Хушуллы. Зелимхан праздновал свою первую победу. Слава о нем облетела ущелья Хулхулау и с горных вершин покатилась по чеченской равнине с быстротой лесного пожара, раздуваемого шальным ветром.

16.

В один из воскресных летних дней начальник вновь созданного Веденского округа полковник Дубов давал званый обед.

Дубова перевели в Ведено из Грозного «для усиления борьбы с непокорными», так и было сказано в указе его императорского величества. И прибыл полковник сюда с твердым обещанием: одним ударом покончить с Зелимханом и его помощниками. Однако карательный отряд, в первые же дни отправленный им для поимки абрека, вернулся из Харачоя ни с чем. Это несколько испортило настроение нового начальника.

Людей здешних Дубов знал достаточно хорошо, поскольку места эти раньше составляли часть возглавляемого им Грозненского округа. Тем не менее полковник считал полезным поближе познакомиться со своими подчиненными.

На званом обеде были все веденские офицеры и чиновники, за исключением пристава Чернова. Еще весной, взяв под стражу семью Зелимхана, Чернов исчез из крепости Ведено. Это было совершено с ведома полковника Дубова, и именно он, Дубов, устроил тогда перевод Чернова на другую должность за пределами Чечни.

Теперь новый начальник делал вид, что не имел к этому ни малейшего касательства, и потому воспринял как вопиющую бестактность фразу, сказанную за столом поручиком Грибовым.

— Господин Чернов заверил нас, что арест семьи Зелимхана делается с вашего согласия, — как бы между прочим заметил этот молодой офицер.

Полковник грозно воззрился на него. Он вспомнил, что Чернов в свое время упоминал о Грибове как об играющем в либерализм петербургском интеллигенте, Дубов посчитал, что пришло время дать урок этому молокососу.

— Считаю нужным дать вам совет, господин поручик. Поменьше разговаривайте о том, что вас не касается, — сказал он резко и добавил: — И вообще поменьше рассуждайте!