Землетрясение. Головокружение

Навстречу ему шли двое — девушка и парень. Она шла легко, не чувствуя жары, и, казалось, старые плиты тротуара были для неё классами в детской игре: вот-вот начнёт прыгать. Длинные, лёгкие волосы часто закрывали её лицо. Она что‑то звонко говорила своему спутнику, переплетая слова смехом. Весело, легко ей жилось на свете. Её спутник был бородат, был в джинсах в обтяжку, широкий браслет посверкивал на запястье. Да, а платьице на девушке было такое короткое, что никто, ни в Москве, ни в Париже и Лондоне, не посмел бы упрекнуть её в провинциальности. Ни её, ни конечно же её спутника.

Они поравнялись с Костей. Он набрался смелости — все же он был здесь представителем столицы — и поглядел на них в упор, чуть ли не бесцеремонно. Поглядел, и ему показалось, что он где‑то уже их видел. Этого бородатика наверняка где‑то видел. Нос простецкий, а глаза лукавые, припрятанные, и яркий, ухватистый рот торчит из бородёнки, улыбчиво, бойко сверкая крепкими литыми зубами. Совсем недавно где‑то видел он это лицо. Артист какой‑нибудь? Кинозвезда заезжая? И она тоже кинозвезда? Ведь и её лицо показалось ему знакомым. Поднятое, даже вскинутое, весёлое, с удивлёнными и смеющимися бровями. Что‑то и в этом лице было знакомо, напоминало не припоминаясь. Глаза у неё были большие, в синеву, но тоже припрятанные, не всмотреться. А может, хоть и столичным был Костя жителем, хоть и студентом МГУ, да ещё и из смелого племени журналистов, а может быть, просто смутили его эти в синеву глаза? У девичьих глаз есть такая особенность — смущать и загадки загадывать.

Костя отвёл глаза, чувствуя, что и его рассматривают и тоже в упор.

— Стоп! —вдруг сказал молодой человек, бесцеремонно схватив Костю за руку. — А ты не Лебедев ли, не наследник ли тот самый, что прибыл из столицы?

— Да, я Лебедев.

— Ну вот! А я смотрю, чьи это парень брови приметные нацепил? Не доктора ли Лебедева? Будем знакомы: сын друга вашего покойного дядюшки. Григорий Уразов.

— Костя Лебедев.

— А это моя сестрица, мадемуазель Александра Уразова. На год меня моложе, на десять лет умнее и на целое столетие образованней. Впрочем, не зубрила. Целеустремлённость, воля. Я — противоположность.

— Не зовите меня Александрой. — Она разглядывала Костю серьёзно, внимательно, будто он был вещью какой‑то и надо было решить, чего эта вещь стоит. — Это имя вам не подходит.

— Мне?

— Да. У меня ведь множество имён. И это очень удобно, знаете ли. Я — Александра. Аристократизм, торжественность, официальность. Я — Саша. Это уже некий интим, не правда ли? Я — Шура, наконец. Это как домашнее платьице, это для родственничков. Зовите меня — Ксаной.

— А это имя как растолковывается?

— Сами сообразите. Для вас оно подходит. А мы идём к Анне Николаевне. Наш отец был выслан вперёд. Он вам не повстречался? Во–первых, борода, а во–вторых, чуть–чуть похож на меня с братом.

— Да, Лукьян Александрович уже прибыл. Верно, вот теперь я понял, почему вы оба мне показались знакомыми. На отца своего похожи — вот почему.

— Мы — на отца, вы — на дядю. Верный признак заурядности, правда?

— На кого же прикажете походить?

— На самих себя. В единственном чтобы быть экземпляре. Ну, пошли. Старики чтут в нас почтительность. Из нашего папеньки можно верёвки вить, если только не будешь опаздывать к обеду.

— Мудра, мудра, — сказал Григорий. Он шёл позаду, уступив место рядом с сестрой Косте. —А вы смотритесь. Хвала аллаху, парень оказался не карликом. Это было бы ужасно, если бы он был, скажем, ниже тебя на голову.

— Ну и пусть бы, велика беда, — сказала Ксана.

— Ах, сестричка, не прикидывайся. Не твоя ли это заповедь: откровенность превыше всего?

— Но только не в твоих устах, брат Григорий. Солгать, куда ни шло, ты ещё сможешь, но быть откровенным — это требует мастерства. Вот, учись, — Она обернулась к Косте. — А знаете, юноша, ведь вас прочат мне в женихи. Вам сколько лет?

— Скоро двадцать.

— А мне скоро девятнадцать. Словом, разрыв в возрасте всего год. Мало. Вы — родились в Москве?

— Да.

— Странно, вы как‑то не похожи на москвича. Вот покраснели вдруг. Вы не пугайтесь, я за вас замуж не собираюсь, хотя вы партия и выгодная. Ну, не вы как личность, а в качестве наследника одного из крупнейших состояний нашего города. Гриша, умоляю, загляни ему в лицо. Он сейчас умрёт от разрыва сердца. Костя, я напугала вас? О, простите! Но это заговор стариков. Я обещаю вам: вы никогда, никогда, никогда не станете моим мужем. Разве только…

— Ага, все‑таки лазейку для себя ты оставляешь, сестрица.

— Глупый, не для себя. Нельзя же лишать человека пусть крошечной, но надежды.

— Боже мой, и я брат этой умнейшей из женщин?

— Да, умнейшей, и тебе не удастся, братишечка, меня сплавить.

— Ив мыслях, и в мыслях не держу! — Григорий клятвенно воздел руку с пижонским браслетом, который сполз ему на локоть.

— Погляди‑ка на него, Костя. Провинциальный актёр! Фальшивый голос, фальшивый жест. Давайте условимся: никакой фальши в наших отношениях. Решено?

— Решено. — Они подошли как раз к дому Анны Николаевны, и Костя нажал на звонок, да так сильно, что звонок захлебнулся.