Землетрясение. Головокружение

Она взяла его под руку, и они пошли по тёмной улице. Шли, шли и пришли к дому Анны Николаевны. По пути лишь несколько слов обронили. Не затевался разговор, но молчание им не мешало. Они все ещё были, того не сознавая, в картине. Они додумывали её, эту историю, которая скоро совсем истает в их памяти, но пока, но ещё какое‑то недолгое время будет их занимать.

Улица не была так темна, как сперва показалось Косте. Правда, фонарям было трудно пробивать свои лучи сквозь листву могучих деревьев, но зато там, где лучи пробивались, сразу становилось светло. Полосатой была улица, будто то громадная лестница легла им под ноги. Лестница не до крыши небоскрёба, а куда‑то в самое небо. И они шли, шли по этой лестнице, пока не дошли до дома Анны Николаевны.

Надо было прощаться. Те, в фильме, тоже часто прощались. И очень у них это красиво получалось. Но за них думали сценарист, режиссёр, а в жизни ты сам себе и сценарист и режиссёр.

— Мы ещё увидимся? — спросил Костя.

— Наверное, — сказала Ксана. — Наши заговорщики что‑нибудь да придумают, — Она вдруг заскучала с ним и, кажется, заторопилась куда‑то. Глянула на часы и даже подалась вперёд, так заторопилась. — Я побежала!

И верно, побежала, забыв даже руку протянуть. Побежала по полосатой улице. Костя ждал, не оглянется ли. Нет, не оглянулась, позабыла про фильм.

7

Лиза отворила Косте дверь, едва он позвонил. Будто ждала его за дверью. Наверное, так оно и было: любопытством горели её зоркие глазки. Но спрашивать ни о чём она не смела. Право спрашивать принадлежало хозяйке дома. К ней — время было ещё не позднее — и препроводила Лиза молодого человека.

— Ждёт!

Костя был принят в спальне. Анна Николаевна уже приготовилась ко сну, была в халате, причудливо расшитом и тяжёлом, — ну прямо царское какое‑то одеяние. И двигалась Анна Николаевна по комнате медленно, важно, хотя самым будничным была занята делом: застилала постель.

— Я что‑нибудь не так сделала? — встревожилась Лиза.

— Не так. Пустое, я сама. Ну, Костя, как время провёл? Приглянулась ли тебе Александра?

Александра‑то ему приглянулась, но вот Анне Николаевне, пожалуй, и не обязательно про это знать. А как она с Лизой разговаривает, какой тон ледяной…

— О господи, опять молчит! Ну, ну, поняла: не мальчик, чтобы перед старой тёткой отчитываться. Прости.

— Мы были в кино, — сказал Костя, смягчаясь.

— Интересная картина?

— Пока смотришь. А посмотрел — и нет ничего.

— Так, так. — Анна Николаевна присела на низенький мягкий стул, глянула на себя в трюмо и отвернулась недовольно. — Я в кино и не помню когда была. Не с кем ходить. Не двум же старухам туда явиться. Только людей насмешим.

— А помните, Лукьян Александрович нас приглашал, — сказала Лиза. — Ведь тоже отказались.

— Лукьян очень шумен. Не с кем, не с кем ходить. Ну, ступай, дружок. Лиза тебя покормит, а там уж как знаешь: книжку ли возьмёшь, телевизор ли станешь смотреть, спать ли ляжешь. Как знаешь. — Анна Николаевна ссутулилась и отвернулась от Кости. Она не удерживала его, не собиралась томить расспросами. Ей одиноко, она стара и одинока, но она уже и привыкла к этому.

Косте стало жаль её. Уж очень горестно это у неё произнеслось: «не с кем, не с кем». Он предложил:

— Хотите, прямо завтра и сходим на какой‑нибудь фильм. Днём, кажется, «Неуловимые» идут. Смотреть можно.

— Я бы лучше музыку послушала, — сказала Анна Николаевна. — Тоже не помню, когда была в последний раз в концерте.

— Условились, пойдём завтра на концерт.

— Ну вот уж сразу и условились, — улыбнулась Анна Николаевна. — А вдруг у тебя по–иному завтра вечер сложится, не до меня будет. Подосадуешь, пожалуй, что пообещал сгоряча.

— Не подосадую. Только бы билеты достать. Но, может быть, никакого концерта завтра нет?

— Как так нет! —оживилась Лиза. — По всему городу афишки расклеены. Певица из Москвы. Знаменитость. И оркестр при ней. Эстрадный. Анна Николаевна, а верно, давайте сходим.

— Да будут ли билеты? Ведь знаменитость.

— Лукьяна попросим, он достанет.

— Ладно, утром позвоню ему. Мол, взбесились старухи, на эстрадный концерт, вишь, желают пойти. Лиза, а не грех, тебе‑то не грех? Замолишь?

— Замолю! Постом и молитвою! Не согрешишь — не покаешься.

Развеселились старые женщины, заулыбались.

— Ну, спасибо, Костя, спасибо, дружок. — Анна Николаевна попрямее села, пободрее. — Вот и на душе не так грустно, не так одиноко. А теперь ступай, отдохни. День‑то, наверное, длинным показался.