Земля 2.0 [сборник]

— Где? — перебил я ее. — Куда вы ходили? Там есть пещеры?

Мышонок достала изо рта травинку, кончик которой жевала, и повертела ее между пальцами. Затем включила компьютер и вывела гол-карту. Посреди лаборатории появилось трехмерное изображение местности вокруг колонии.

— Вот здесь находится точка потребления биомассы, — ткнула Мышка травинкой в карту. — Пять километров от нашей базы. Активная… гм-м… пасть, к которой сползаются фудформы. Мы называем ее Харибдой. Собственно, куда я и угодила, когда эта дура…

— Земля, — сказала Ната, будто пробуя на вкус новые слова. — Люди.

Мышка улыбнулась и посмотрела на нее пустыми глазами.

— В обычном смысле пещер нет, — сказала она. — Харибда — это огромный колодец, заросший активной органикой. Но невдалеке есть другие брошенные точки потребления. Здесь, здесь и здесь, — показала она на карте. — Видишь — они выстроились в линию, словно вектор голода вседрева смещался на протяжении долгого периода. В принципе, брошенные колодцы чем-то похожи на пещеры…

Я закрыл глаза, вспоминая шепот чужака в сознании Наты.

— Идем.

Я поднялся, и Ната поднялась вслед за мной.

— Идти, — сказала она.

— Ты остаешься здесь! — строго произнес я. — А вот мы уходим, — позвал я Белую Мышку.

* * *

Пробираться по джунглям было занятием не из легких. Мышка шла впереди и пользовалась старинным мачете, расчищая дорогу. В первое время я хотел отобрать у нее оружие, но вскоре убедился, что у нее это получается гораздо лучше. Ветви, казалось, сами спешили убраться с нашего пути.

— На флаере лететь бесполезно, — словно оправдываясь, сказала Мышка. — Там негде приземлиться. Кстати, что ты будешь делать, если мы не найдем королеву роя?

— Найдем, — кивнул я.

Дождь все шел и шел, но я уже привык к его холодным соленым каплям.

Даже если мы найдем сосредоточение роя, то что будет, если его уничтожить? В прошлый раз, когда оборвалась связь, части роевика, обезумев, просто уничтожили сознание людей, в которых жили.

Моя мама, связанная ремнями, мечущаяся на кровати…

Я, идущий по городу-лабиринту, когда Зверь впивался в мой мозг…

Все повторится.

— Кажется, идут фудформы, — сказал я.

— Да. Точно. Ползут, — кивнула Мышка и прислушалась. — И их довольно много. Надо быстрее убираться отсюда. Слева есть скала.

Вскоре мы поднялись на небольшую скалу, будто утес, возвышающуюся над зеленым морем. Я стоял почти вровень с вершинами деревьев. Розетки на их верхушках шевелились от ветра.

— Видишь, вон Харибда, — махнула рукой Мышка.

На поляне среди леса темнел колодец, усеянный острыми зубами, похожими на бивни слона. Зубы шевелились, будто лапы ползущей многоножки, — вверх-вниз, и казалось, что по стенам колодца пробегают волны. К его краю подползла фудформа и бросилась вниз. Раздался чавкающий звук.

— Жрет, — прошептала Мышка. — Знаешь, когда в нее проваливаешься, почти ничего не чувствуешь. Нет боли, только спокойствие и умиротворение. Харибда впрыскивает наркотик. Обезболивающее. Словно проваливаешься в сон, — вздрогнула она. — Пойдем отсюда. Вон там твои колодцы.

Спустя полчаса мы стояли на краю глубокого провала. Его ровные стены исчезали в темноте, откуда слышался шепот ветра. И чужие мысли.

— Он здесь, — сказал я и достал из сумки мононить.

Такими пользуются скалолазы. Хорошая вещь, когда необходимо куда-либо спуститься или подняться. Надежная.

— Останешься здесь, — сказал я.

— Нет-нет, — замотала головой Мышка. — Я с тобой. Пожалуйста.

— Как хочешь, — пожал я плечами и принялся затягивать конец нити вокруг ближайшего дерева.

Через минуту мы спускались в бездну, крепко прижавшись друг к другу. Луч фонаря дрожал на стенах, по которым ручьями сбегала вода.

— Какая здесь глубина? — спросил я, и эхо убежало в глубь колодца.

— Около километра, — прошептала Мышка.

Мне было не по себе от ее пристального взгляда. И даже Зверь вел себя неожиданно тихо. Даже тогда, когда мы опустились на дно и к нам потянулось чужое сознание. Но не напало. Коснулось и отпрянуло назад, как приливная волна.

Мы стояли по щиколотку в воде, которая просачивалась сквозь пористую горную породу. Где-то в глубине шумела подземная река.

— Видишь? — прошептала Мышка.

Она не отпускала мою руку.

— Вижу, — сказал я и шагнул к чужаку.

Это был мантисс.

Это был старый, высохший мантисс, от которого осталась практически одна оболочка. Он лежал в воде, и только глаза на его сморщенном лице казались живыми.

«Человек», — сказал он, вновь коснувшись моего разума.

Зверь отпрянул, тревожно виляя хвостом. Впервые он искал у меня защиты, будто нашкодивший малыш при виде воспитателя.

— Ты и есть рой? — спросил я, мысленно выстукивая кастаньетами древнюю речь.

Говорить образами, чувствами, но не словами. И мантисс понял.

«Рой? Да, мы рой. Мы… прилетели сюда давно. Это тело может жить долго. Очень долго. Мы просыпаемся и засыпаем, когда это нужно. Нет еды — засыпаем. Есть еда — просыпаемся. Еда и место для жизни. Нас много — мы разумны. Нас мало — и мы просто живем».

— Значит, вы прилетели сюда в поисках новых тел? — спросил я.