Земля

– Но вот проблема! – продолжал Гапон, то ли взаправду жалуясь, то ли изощрённо куражась. – Не хочет Владимир больше с нами сотрудничать. И почему, спрашивается?! С тёлкой он своей, видите ли, разбежался! Я ему и денег предложил, и достойную перспективу, а он нос воротит! Прям не знаю, что делать, у меня все аргументы закончились…

Москвичи не разделили с ним сожаления по этому поводу. Глеб Вадимович выразительно кашлянул, заскрипел стулом потянувшийся к минеральной воде Денис Борисович.

Я сперва расслышал, а после понял, что свистящий, похожий на раздражённый птичий щебет звук исходит от меня – это я вовсю цыкаю разбитым зубом. Дурацкая привычка прилипла месяц назад, сразу после драки с Никитой. Алина не раз говорила, и я сам замечал, что, когда нервничаю, начинаю цыкать…

Одёргивать Гапона я не стал – пусть себе треплется. Я понимал, что вижу москвичей в первый и последний раз, и какая разница, каким они меня запомнят. Точнее, позабудут. Чтобы снова не сорваться на свист, просто вытащил из подставки зубочистку и зажал во рту, как сигару.

А Гапон ещё с полминуты ехидно поучал: “Володя, жизнь – как младенческая распашонка: коротка и обосрана”, я с безразличным лицом жевал холодящий мятный кончик зубочистки, решив, что, едва он заткнётся, встану и попрощаюсь. Подумал ещё с досадой, что в кошельке после Тани оставалось рублей полтораста, и вряд ли этого хватит на такси до Сортировочной, а потом запоздало вспомнил – в заднем кармане штанов лежат наградные пятнадцать тысяч.

Удобный момент для прощания я прозевал. Секундой раньше Гапон горделиво выкатил мясистую нижнюю губу:

– А мы тут, между прочим, Володя, не просто так бухаем, а разговоры умные ведём. О телоцентричности! – и с комичной важностью поднял указательный палец – совсем как Ваня из мультфильма про волшебное колечко.

– Хорошо, – согласился я. – Нормальная тема.

Гапон закряхтел, торжествуя:

– А ты врубаешься хоть, о чём речь-то?

Если б меня не душила злость, я, пожалуй, усмехнулся бы. Странно и забавно было видеть Гапона таким – полным одновременно и самодовольства, и благоговения.

– Примерно, – сказал я.

– А ну-ка, ну-ка! – из глаз его прыснуло ехидством. – Послушаем, что молодёжь думает! Да, Денис Борисович?!

Гапон ухватил “Хеннесси”, щедро плеснул в стакан мне, потом себе. Чуть раньше оба москвича одинаковыми жестами прикрыли свои бокалы, отказываясь от выпивки.

Внутри задрожало предчувствие реванша. Не знаю, какие струны зацепили эти брезгливо-образованные москвичи, но никогда раньше, ни на одном из моих немногочисленных экзаменов, школьных, вступительных или же просто житейских, никогда я так не хотел произвести на посторонних людей впечатление человека думающего, загадочного и, главное, сложного.

Мысленно я возблагодарил Алину (а заодно и жопного интеллектуала Витю Зайчека с его желчным и умным блогом), сплюнул в тарелку зубочистку, неторопливо пригубил коньяк и сказал с тягучей ленцой:

– Ну… Человек в современном тоталитарном обществе потребления не способен контролировать ничего, кроме собственного тела. Вся пресловутая шопенгауэровская воля редуцирована до самозапрета на чипсы. Я не могу повлиять на политический строй, но в силах устроить самому себе диетический гулаг, откачать жир, набить болезненную татуху, а на самый крайняк – самоубиться…

– Во ты гонишь, Володька! – весело брякнул Гапон. – Татуировки – это ж вообще-то несбывшиеся мечты! То бишь незакрытые ге…штальты! Хе!..

– Ничё не гоню, – сказал я, чувствуя, как от напряжения ума и памяти взмокают виски и затылок. – Телоцентричность – это результат слияния двух диктатур: прежней политической и собственно общества потребления. Раньше было достаточно разобраться со всеми “нельзя”, днём маршировать строем, а ночами гордо страдать на казарменной койке, что нихера не добился, потому что коммуняки помешали. Теперь же, кроме прежних запретов и казарм, которые никто не отменял, человек стоит перед каждодневным понуждением к свободному выбору. И ещё, кроме прочего, обязан быть счастливым, успешным, рентабельным и конкурентоспособным, потому что иначе он – чмошник, нищеброд и лузер!

– Чмо – это чемпион московской области! – обрадовался слову Гапон. – Хе-е!..

Он, судя по всему, особо и не прислушивался к тому, что я говорю. Но зато застеклённый очками взгляд Дениса Борисовича из рассеянного сделался точечно собранным. И Глеб Вадимович отвлёкся от своего телефона – уставился совиными глазами.