Земля

Никита категорически не желал находиться в вертикальном положении, норовил обмякнуть, сложиться, скорчиться. Пока лифт поднимался, я прижимал Никиту к стенке, он стоял, зацепившись подбородком, как крюком, за моё плечо. Брат смотрел на Алину, и в глазах его плавал мутный гнев. Он будто собирался высказать ей что-то наболевшее, но всякий раз сдерживался, только кривил капающий рот.

Алина открыла дверь, я втащил Никиту в прихожую, а оттуда, волоком, в спальню. Сначала забросил на кровать верхнюю часть Никиты, потом ноги, после перекатил брата на середину кровати и оставил на боку, подперев туловище с двух сторон подушками – на случай рвоты. Никита захрапел с перебоями, как подбитый двигатель. Иногда из груди его вырывался короткий стон.

Алина полушёпотом материлась, причитала, что дико устала от Никитиных попоек и последующих отходняков. Мне было неловко участливо кивать, поддакивать. Хотелось побыстрее сбежать и не слышать бабьих жалоб, пьяных стонов Никиты.

В прихожей Алина хмуро предложила:

– Давай подброшу, чего ты пешком пойдёшь?

Я сказал, что не надо, доберусь сам, мол, хочу ещё перед сном подышать свежим воздухом.

– Ну, давай отвезу, – настойчиво повторила она, но через секунду с раздражением передумала: – Ладно, была бы честь предложена!..

Чуть потеплело, и летящая с небес крупка превратилась в дождевую морось. Когда мы выгрузили Никиту, во дворе никого не было, чему я несказанно обрадовался. А теперь появилась местная молодёжь на помятой “девятке”. Четверо парней сгрудились возле открытой водительской двери с банками пива. Из динамика под унцающие ритмы неизвестный мне говорун бойко начитывал рэп с проскальзывающей рифмовкой: “Капуста – хуй встал”.

Я, проходя мимо, пожал шершавые, холодные от жестянок ладони.

Мы наскоро познакомились несколько дней назад, когда я выходил от Никиты. Они курили в беседке, напоминающей птичью кормушку. Увидев меня, окликнули. Я подождал, пока они сами гуськом не выберутся ко мне. Им было лет по семнадцать – восемнадцать, и они до смешного походили на выводок обрусевших горлумов. Встав полукругом, с гопнической, вялой ленцой в голосе уточнили причину, по которой я оказался в их дворе. Я уже примеривался к неприятностям, но всё ж решил сказать, кто я. Услышав, что брат владельца “ландика”, они погрустнели и потопали обратно…

– Как жизнь? – равнодушно поинтересовался хозяин “девятки”.

– Пучком, – сказал я, хотя не очень понимал смысл этого выражения. Но такой ответ всех устроил.

На Сортировочную вёл короткий, но в ноябрьскую погоду излишне слякотный путь вдоль забора промзоны. Чтобы не мыкаться по грязище, я вышел по Либкнехта на освещённую улицу Московскую. Оттуда по прямой до поворота на Сортировочную было минут пятнадцать быстрым шагом. Но я особо не торопился.

В телефоне обнаружилось ответное, без единого знака препинания смс Давидко: “Привет дела нормально как у вас дела”. Я усмехнулся, представив его крепкую, румяную физиономию, белёсые ресницы, детский, застенчивый взгляд. Он наверняка долго подбирал, нащупывал губами слова, прежде чем решился их написать и отправить.

В придорожном киоске, где между стеклом и решёткой был втиснут кусок картона с надписью шариковой ручкой “Открыто”, я взял зачем-то бутылку “Балтики” и шоколадный батончик “Сникерс”, хотя не был голоден, да и жажды не испытывал.

Продавщица отложила журнальчик, честно предупредив, что холодильник сломан и пиво “комнатной температуры”. В действительности оно оказалось просто несвежим, похожим по вкусу на скисшую бражку. Я сделал пару глотков и оставил бутылку на бордюре. После “Сникерса” на зубах появились наросты ореховой нуги – я, пока брёл, сковыривал их языком, сожалея, что не задержался у Алины на чай.

Каково же было моё удивление, когда возле дома я увидел чёрный “лендровер”. Я не помнил Никитиных номеров, и стопроцентной уверенности, что это джип брата, у меня не было. Но, однако ж, с тревогой представил, как сразу после моего ухода Никита проснулся, натворил непоправимостей, протрезвел и примчался ко мне советоваться, как поступить с Алининым трупом.

Я даже рукой помахал перед лицом, чтобы отогнать нелепые мысли. Поднялся к себе на этаж. Алина сидела под моей дверью на корточках, привалившись спиной к мягкой обивке. На ладони у неё лежала серая, будто отлитая из олова, консервная банка, в которую она стряхивала пепел сигареты. Банка до того проживала на подоконнике – сосед, выходивший курить на лестничный пролёт, тоже использовал эту закопчённую плошку в качестве пепельницы.

– Ну и где ты шляешься? – хмурясь, спросила Алина. – Я тебя уже полчаса жду!..

Размашисто, будто ставила подпись, погасила окурок о за-зубренную, как сюрикен, крышку банки, затем поставила её на ступеньку рядом с перилами.

– Переночую у тебя, ладно? – по-хозяйски сказала Алина, вставая. – Там было просто невозможно оставаться, Никита начал безобразничать…

– Я-то не против… – от волнения у меня не сразу получилось попасть ключом в замок.