Земля чужих созвездий

К этому времени все, ощутив перемену курса, скорости и шума дизеля, высыпали на палубу, с любопытством глядя на первую станцию, встреченную на речном пути. Что здесь может случиться?..

Случилось вот что: из зарослей на тропинку, незаметную с фарватера, выскочил, радостно скалясь, чернокожий, чье одеяние состояло из ожерелья на шее и каких-то лохмотьев на талии, не очень прикрывавших паховое хозяйство. Зачем ему нужно было это тряпье – бог ведает, возможно, ради контакта с белыми людьми: хоть формально, но соблюсти приличия… Вивиан, впрочем, увидев такой костюм, поспешила удалиться в каюту, воспитание не позволяло ей созерцать столь остросюжетные картины.

Зато Ванденберг обрадовался от души – он, оказывается, знал данного персонажа, будучи некогда в этой деревне.

– Оу! Мгебене, йох-хо!.. – заорал он как-то примерно так, на что, сверкая великолепной улыбкой, туземец с пулеметной скоростью откликнулся столь же неправдоподобной фразой – и оба лихо затрещали на тарабарском языке, прекрасно, видимо, понимая друг друга.

– Тьфу!.. – матюкнулся Кейруш по-своему, что все поняли без перевода. – Чернож…пые, чтоб их на том свете черти без масла жарили!

Симпкинс чуть было не брякнул португальцу, что он сам не ахти какой светлож…пый, но все же спохватился, цыкнул только, чтобы тот не слишком распускал язык.

– Да он все равно ни черта не поймет, синьор Симпкинс, – отмахнулся Кейруш. – А синьора Гатлинг не слышит…

Как бы там ни было, контакт цивилизаций вышел дружным. Ванденберг объяснил, что сей черный Аполлон послан вождем в качестве доверенного лица, дабы встретить гостей и проводить в поселок. Каким образом вождь узнал о визите катера, – так и осталось загадкой. В Африке действует свой телеграф, суть которого белому человеку до конца не доступна.

Вивиан в поселок не пошла, логично предполагая, что там она встретит множество мужчин, одетых так же, как посланник, а может быть, и менее. Не захотел смотреть на негров и Кейруш, также оставили на судне Коллинза и Гринвуда, первого как специалиста, второго – за старшего. Деревня, по словам Ванденберга, находилась совсем недалеко, туземцы здесь мирные, верные вассалы короля Леопольда III, так что все должно обойтись как нельзя лучше.

Так-то оно так, но Реджинальд все же чувствовал напряжение, шагая вслед за негром и бельгийцем, продолжавшими бойко трепаться, и слыша за спиной обрывки другой беседы: Йенсен с Борисовым толковали о местной растительности. Норвежец авторитетно называл чуть ли не каждую травинку по-латыни, а русский не менее веско указывал на приметы, подсказывавшие опытному глазу не только ориентацию по сторонам света, но и особенности микроклимата: освещенность, влажность и даже с известной точностью высоту над уровнем моря… Словом, взаимно обогащались.

Пройдя недолго душной лесной баней, где приходилось трудновато дышать чащобными испарениями, вышли на открытую местность, где сразу же задышалось легко, во всю грудь, воздух будто сам вливался в горло, а едва заметный ветерок показался блаженной прохладой.

Провожатый обернулся, белозубо скалясь, проболтал что-то.

– Все нормально, все живы-здоровы? – перевел Ванденберг. – А то, он говорит, тут змеи ядовитые в лесу водятся. Разок, говорит, тяпнет – и душа вон.

– Ну спасибо, – проворчал Хантер. – Главное, вовремя! Чтобы зря не пугались там, в зарослях…

– То хорошо, что хорошо кончается, – философски заключил Борисов. – Так у нас говорят в России.

– У вас теперь не Россия, а СССР, – тут же поддел его Хантер, человек умеренно левых взглядов.

Борисов помолчал, видимо, подбирая слова, чтобы быть правильно понятым – и не спеша, с расстановкой произнес:

– Россия всегда одна. В разные эпохи она может переодеваться в разные исторические одежды, это правда. Но это всегда одна и та же цивилизация. Третий Рим.

Он говорил вычурно, по-книжному, однако Реджинальд уловил в этих словах сдержанную страсть. Борисов говорил искренне, как человек, задетый за самые тайные струны души.

Гатлинга это заинтересовало, но тема развиться не успела, ибо Ванденберг воскликнул, вскинув руку:

– Вон их деревня! Пришли.

* * *

Деревня состояла из беспорядочно расставленных хижин, похожих на стога сена – собственно, по той же технологии и построенных: на остов из составленных конусом жердей набрасывается несколько слоев трав, постепенно превращающихся в сено. Кроме шалашей, имелось еще сооружение столь же сеновальное, но иных размера и формы, нечто вроде длинного сарая, да еще с каким-то башнеобразным пристроем. «Королевский дворец!» – мелькнула юмористическая мысль у Реджинальда, не знавшего в тот миг, насколько он близок к истине.

Африканский телеграф сработал безукоризненно. Мгебене этот самый не то что слова не произнес – движенья лишнего не сделал. А деревня как по волшебству наполнилась людьми: мужчинами и подростками, от четырнадцати и старше, без верхнего возрастного предела. Женщин и детей не было видно: в племени, похоже, имелась своя субординация, в которую вникать, правда, было некогда и незачем.