Земля Горящих Трав

Землепроходцы были намерены подготовить собственное обращение к комиссии. Они собрались в "Северной оливе" в Доме собраний. В просторном покое все расселись за длинным столом.

— Надо учитывать, — рассуждал молодой светло-русый парень, Дан из Даргорода, — что канцлер Стейр уничтожил все древние города и храмы Земли, которые ему удалось обнаружить. Погибли сокровища, сопоставимые по ценности с теми, что спас Аттаре. Я не вижу необходимости там, где уже пропало двадцать или тридцать подобных реликвий, сберегать две или три ценой человеческих жизней. Для Аттаре нет ничего важнее открытий. Он выдающийся ученый, с этим трудно спорить. Но все его действия сводились к одной цели: спасти шкуру козы, стоптанные сандалии и бронзовый меч…

Хородар глубоко вздохнул.

— Вообще-то правда, — признал один из землепроходцев. — До сих пор наши люди никогда не вступали в войну с Землей Горящих Трав. Если война и шла, то односторонне, только от лица Стейра. А тут создался прецедент, и война больше не односторонняя. Теперь уже не так, что ивельты убивают мирных ученых. Теперь просто есть две силы.

— Причем они убивают хотя бы за своего канцлера и за высший вселенский принцип, какой бы он уж там ни был, а мы — за козью шкуру и старую обувь, — с горечью вставил Дан.

— Это реликвии, — угрюмо напомнил Сеславин.

— Я уже сказал: это ценные реликвии, но чем они ценнее некоторых из тех, которые мы уже утратили? Я знаю, чем, — добавил Дан. — Тем, как к ним относится сам Аттаре. Реликвии Земли для него — сверхценность. Для него любая из них стоит жизни… Но, в конце концов, нельзя же воевать за реликвии!

Сеславин не выдержал:

— Да с этим все ясно и так! Ты о другом скажи.

— О чем? — не понял Дан.

— Ну… — Сеславин замялся. — С другой точки зрения.

Он помолчал, приглушил голос.

— Осуждать Аттаре будет комиссия. Мы собрались, чтобы подготовить обращение за него, а не против.

Шахди молча слушал и не вступал в разговоры. Он вообще очень редко высказывал свое мнение о чем бы то ни было. Заговорил Хородар:

— Аттаре — старый ветеран, кто бы спорил.

— Аттаре — герой, — все сильнее хмурясь и опять раздраженно, сказал Сеславин. — Он руководил еще самыми первыми раскопками в сопределье. Нет ни одного ученого, который бы не пользовался его находками. По его замыслу построен город-музей Древней Тиевес — памятник погибшей там экспедиции. Аттаре награжден орденом Земли Горящих Трав. Мне не нравится, что его будут судить.

Хородар слегка похлопал Сеславина по плечу:

— И с этим никто не спорит. Так. Он лучший из нас.

— Это артефакты народа, которого больше нет, у которого силой отняли его культуру, и он не может сам за себя постоять, — продолжал Сеславин. — Как пришелец, чужак, как руководитель экспедиции, может быть, Аттаре и не имел права вмешиваться. Но как человек, который вжился в культуру Земли Горящих Трав, стал ее хранителем, он вступил в схватку. Считай, что ожил сам богатырь Тирс и поразил очередное чудовище. Разве он не так бы сделал?

Сравнение Сеславина произвело сильное впечатление. Конец его речи встретила глубокая тишина. Не то чтобы речь Сеславина снимала все обвинения, но из нее землепроходцы ясно поняли, что руководило Аттаре из Оргонто, летателем, который на своём хрупком механическом мотыльке бросился в схватку с бронированным чудовищем.

— Ты что-нибудь предлагаешь, Сеславин?

— Да. Я не хочу, чтобы Аттаре судили, — повторил тот. — Его нельзя просто простить, понимаете? И нельзя наказать. Я предлагаю принять обращение к комиссии с просьбой, чтобы комиссия предоставила Аттаре самому вынести себе приговор. И пусть она примет его любое решение, даже если Аттаре всего лишь пообещает в будущем соблюдать правила. Такому человеку надо верить. Если Аттаре наложит на себя взыскание — пускай будет так. Но, понимаете… Нельзя, чтобы такого человека судили! Он руками раскапывал прах Тиевес, и там пролилась его кровь. Аттаре сам способен вынести приговор по своему делу. Пускай оставят это за ним.

После собрания Сеславин, надев ордена, отвез обращение в комиссию. Само заседание комиссии состоялось в конце недели, в том же Доме собраний в "Северной Оливе".

Аттаре вызвали. Он был уже накануне выписки из больницы, но его ожидало еще длительное лечение в здравнице. Глава комиссии, старый, очень смуглый и худой человек родом из Этерана, начертил на камне солярный знак и положил розу:

— Аттаре, мы ждем вас.

Тот был готов и сейчас же явился. Сеславин часто навещал его в больнице, но в новой обстановке изумился, глядя на друга. Аттаре был коротко подстрижен, впалые щеки и резко выделяющиеся на бледном лице черные брови придавали ему целеустремленный вид копейщика с древней фрески. Даже внешняя красота, которой всегда блистал Аттаре, вдруг исчезла, как будто что-то несерьезное и лишнее для его нового облика.

Аттаре выслушал заключение комиссии, и ему дали слово. Он встал с места.