Земля Горящих Трав

— Я могу вмешиваться сам, — обронил Шахди.

— Например, попросить у меня нож, как будто он тебе нужен, а потом вернуть?

Шахди кивнул. Когда можно было отвечать без слов, он всегда это делал.

— Да какая разница! — нахмурился Сеславин. — Получается все то же самое, что ты говорил раньше. Если ты предсказал, что я уроню нож в реку, а я приду на реку без ножа, значит, ты предсказал неверно. А раз это было неверное предсказание, то зачем было забирать у меня нож? Может, он бы мне понадобился.

Шахди снова кивнул:

— Все сводится к свободе выбора, Сеславин. Если я ничего тебе не предрек, а просто попросил нож, ты мог дать его мне, а мог и не дать. Ты не знаешь, для себя я прошу или из-за за моего прорицания. Я не мешаю тебе взять с собой другой нож. Если я предрек неправильно, я не навязываю тебе своих мыслей о будущем. Будь я не пророк, а лжец, у меня нет возможности обманывать других. Но воля человека свободна. Ты поступай, как знаешь, а если я получил какие-то прорицания, истинные или ложные, то и я вправе распорядиться ими на свой риск.

Под конец лета было еще тепло, в лагере землепроходцев вокруг мраморного храма с портиком цвели розы.

Сеславин сидел на крыльце одного из бревенчатых домов. Ступенькой ниже устроился Шахди. Он был одет в свободную черную футболку с нарисованной на груди оскаленной волчьей мордой; футболка была заправлена под широкий ремень плотных черных штанов. В лагере Шахди теперь всегда одевался в одежду, которую носят в бедных кварталах мегаполиса в Летхе, стараясь привыкнуть к ней. Слушая Сеславина, Шахди вертел в руках пистолет-зажигалку, тоже из Летхе.

— Если бы в тот день экспедиция не вела раскопки, — говорил Сеславин, — никто бы не погиб. Достаточно было на один день приостановить нашу работу! Шахди… Ты это предвидел?

Шахди только пожал плечами, слегка обернувшись к нему.

— Как?.. — Сеславин нахмурился. — Ты предвидел?! И ничего не сделал…

— Я чувствовал, что над нами занесена чья-то рука, — ровно ответил Шахди. — Чувствовал, как усиливается опасность для тех, кто совершает рейды на Землю. Я почти наверняка знал, что некоторые землепроходцы погибнут. Что я должен был сделать?

Сеславин осекся, помолчал.

— Ты не знал заранее, ни кто погибнет, ни точного дня? Чем твои пророчества отличаются от обычных предчувствий? То ли дождь, то ли снег, одна бабка сказала! — наконец в сердцах вырвалось у него.

— Мои пророчества отличаются от предчувствий. Своей остротой, — серьезно сказал Шахди.

— Древнее учение, орден прорицателей — и ты ничего не можешь? — с горечью повторил Сеславин.

— Быть прорицателем — значит ощущать, как в твоих жилах бежит не кровь, а время. Что я должен был сделать? — повторил Шахди. — Ты не сможешь заставить свою кровь течь в обратную сторону. Я многое предвижу, но чаще всего не могу вмешаться.

Сеславин опустил голову:

— Прости… Я в общем-то даже не разбираюсь в вашем учении, а спрашиваю с тебя. Не сердись, Шахди. Я просто пытаюсь понять, могло ли быть по-другому?

Прорицатель в ответ признался:

— Я тоже.

Еще в больнице Аттаре задумал построить на берегу Сорренского моря точно такие же, как в Тиевес, город и храм. Это должен быть город-музей, первый музей Земли Горящих Трав в Обитаемом мире.

Сеславин написал статью об облицовке стен в тиевесском храме, о рецептуре материалов, из которых делалась штукатурка: толченого мрамора, алебастра, извести, гипса и песка, — и об особенностях штукатурных работ в Древней Тиевес. Отдельно Сеславин остановился на подготовке стены под фресковую живопись. Сам каменщик-штукатур, он высказывал много практических соображений.

Когда Комитет народов утвердил строительство музейного комплекса, Аттаре был назначен руководителем работ и тотчас предложил Сеславину ехать с ним мастером-десятником.

Осенью, как только полынь бросила в землю свои семена, Ярвенна вернулась домой.

Впервые за целые месяцы она вошла под крышу человеческого жилья в лагере землепроходцев и, согреваясь, ела горячую похлебку, а потом пила сладкий чай. В Патоис Ярвенна жила под открытым небом, даже когда лили дожди, как растение, не ощущая холода. Ее волосы выгорели добела, а кожа стала совсем темной от загара.

— А как там мои цветы? — вспомнила она вдруг свои комнатные растения на подоконниках. — Ты поливал их, Сеславин? Они не завяли?

После медицинского обследования Сеславин увез жену в Даргород. Ярвенна медленно обошла небольшую квартиру, полила цветы и переставила их ближе к свету. Потом она легла спать и проспала больше суток. Врач предупреждал Сеславина, что жизнь полевицы отняла у Ярвенны много сил, и ей надо будет отдохнуть. Сеславин, когда она открыла глаза, облегченно вздохнул:

— Я боялся, что ты уснула на всю зиму.

Наконец Ярвенна ожила. Проснувшись, она сама заварила чай и начала звенеть посудой на кухне, постирала и убрала в шкаф свое платье, в котором жила в Патоис. Оно совсем износилось, но выбрасывать его Ярвенна не хотела.