Земля и Небо (Часть 1)

-- Кто мне может ответить, кто сегодня стропу монтажкой крепил? -бросил, устало рассматривая неисправимого шута.

-- Часть я, часть -- другие, -- замялся тот. -- А что? При чем тут монтажки, если бетон не высох?

-- А при том! -- заорал Медведев. -- Если даже без бетона поднять арматуру за монтажки, то, правильно вставленные, по технологии, они не вырвутся! Понял?

Тот испугался.

-- Ну... еcли и было... не специально ж я это сделал... Это же мой лучший кореш был!

-- Специально, не специально -- человек-то погиб... -- махнул рукой майор.

Вдруг понял, как он устал за эти дни. Потер большими руками красные уже вторые сутки глаза, вздохнул тяжело и долго. Опять противно закололи иголочки в левом боку: сердце...

-- Смотрите сами. Не специально я, -- гундосил зэк. -- Лучше б меня прибило!

-- Не буду больше добряком, стану наказывать. Завтра сваю сам ломом раздолбишь, чтобы до конца удостовериться, почему вырвало монтажку, -прозвучало как приговор. -- И на бетон теперь пойдешь, хватит лодыря гонять... Доложишь звеньевому. А за смерть тебе все равно отвечать придется...

-- Перед кем? -- эхом отозвался Крохалев.

-- Не знаю... Перед собой, -- твердо сказал Медведев, поднял на него свои красные глаза, ненавидящие мир Крохалева, мир приблизительных ответов, приблизительной жизни и выполнения любого дела абы как. Мир, убивший молодого парня -- просто так, походя.

ЗОНА. ВОРОНЦОВ

Еще до прихода на участок майора Крохалев стал долбить аварийную сваю в том месте, где крепилась монтажка. Никто не помогал, проходили мимо, делали вид, что не замечают его. Ну, думаю, не дай Бог, если точно смухлевал, стручок дохлый, разорвут...

Он продолбил и сразу исчез. Подхожу и вижу: ну так и есть -- монтажка не была укреплена за арматурный каркас. Вот почему он смылся... Получается, эта сука смешливая и виновата в смерти парня.

Ну, поймали его ребята в подвале, привели. Стоит моргает глазенками, слово вымолвить боится. А я смотрю на его прикрытые веки, там наколки с блатным гонором, над одним глазом: "Они спят", над вторым: "Не будить". И так хочется по этим зенкам кулаком лупануть со всей силы да спросить: "Ну что, сучонок приблатненный, проснулся? Проснулся?!"

Хоть бей, хоть убей придурка, а кому от этого станет легче?.. Парню, что теперь в моргушке лежит? Плюнул я в рожу шуту гороховому и ушел.

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

На Крохалева в этот день никто не глядел. Воцарилось вокруг него всеобщее молчание, этакий колпак презрения, что не пропускал ничего, кроме злых взглядов. И хотя возник колпак этот стихийно, Крохалеву было жутко от такого бойкота. Впервые его никто не пригласил к чаю. Каждый понимал, что из-за подобного разгильдяя любой из них может покалечиться или погибнуть, представляя, как сваи летят им на головы...

Первым не выдержал тягостного молчания Бакланов:

-- Скотина. Пойду прибью его.

Никто ему не возразил, не удержал. Бакланову жгуче захотелось вогнать сейчас в жидкий бетон вместо вибратора самого козла Крохалева, чтобы забыли навсегда об этом гнилом человеке. Воронцов понял его намерения, положил тяжелую руку на плечо, все сказал глазами: не надо. Бакланов сник под взглядом Бати, перечить ему он не смел.

ЗОНА. КРОХАЛЕВ ПО КЛИЧКЕ КРОХА

Сидел я на краю пропарочной камеры и думал. Эх, люди, люди! Ну хорошо, сигану я сейчас в пропарочную -- сгорит там мое тело... Кому от этого легче станет -- вам, Мамочке, другу Пашке? Понимаю, виноват, да так, как никогда еще не был. Впервые почуял себя полным дерьмом, без оправдательных причин. Человек погиб, а как же еще? Мамочка правильно сказал: ты, мол, перед собой ответишь в первую очередь. Отвечу, это без вариантов. Будет мне сниться Пашка и клясть меня. А я ничем не оправдаюсь, потому что виноват.

И что люди отвернулись от меня -- наказание для меня страшное: может, еще страшнее, чем изолятор. Что там изолятор? Вот это презрение невыносимо...

Тут Батя подошел. Думаю, не молчи, Кваз, пни в морду сапогом, бей до смерти, все снесу, только не молчи. А он вдруг говорит: "Иди, там тебе чай оставили..."

Пересилил я себя, пошел в каморку. Никто бы не воспротивился, зайди я туда вместе со всеми. Но как вынести их угрюмое молчание? Или приняли бы это за подхалимаж: подлизывается, прощения просит. Или за наглость: кровь на руках безвинная, а с нами садится? Не знаю...

Ну куда же мне деваться?!

ЗОНА. ВОРОНЦОВ

На следующий день на заседании совета коллектива Крохалев получил наказание и впервые с ним согласился, без всяких оговорок.

-- Виноват, -- говорит, -- только прошу учесть: не специально я это сделал. Наказывайте, заслужил.

Ну а как наказать за смерть человека по халатности? Только обычным изолятором. Много это или мало? Не знаю. Если понял этот человек, что совершил, и будет теперь смотреть на жизнь и работу по-иному, тут и наказания никакого не надо. И цена всего -- человеческая жизнь?

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ