Земля ягуара

Похоже, этот звездопад чинов и знати собрался тут с одной целью — подольше задержать отряд. Только вот зачем? Ромка не таясь оглядел боковые дороги, но мешикских воинов на них не обнаружил. Вытянул шею, пытаясь заглянуть через прически низкорослых касиков, но там ничего видно не было. В тылу было тихо, и на озере не было видно кораблей, способных доставить пехоту, и все же… И все же…

Сзади послышалось щелканье кремня по кресалу. Потянуло чадом сгорающего человеческого жира, который артиллеристы и стрелки использовали для пропитки фитилей вместо потраченного масла. Лица солдат вокруг напряглись. Иссеченные шрамами прошлых побед скулы заострились, щетинистые подбородки выдались вперед. Не зная, чего ждать, солдат всегда готовится к бою.

За спинами касиков раздался шум, в задних рядах замелькали перья и копья, столбом поднялась пыль. Началось, подумал Ромка. Рука покрепче обхватила эфес, но не потянула клинок из ножен — он стоял довольно далеко от авангарда и в случае чего успел бы достать оружие не один десяток раз. Однако случай, похоже, был другой. Если б началась свалка, касики, оказавшиеся между сходящимися армиями, как между молотом и наковальней, должны были погибнуть первыми и не могли этого не понимать. Они же стояли спокойно, торжественно. Потом, следуя какому-то неведомому сигналу, их плотная толпа раздвинулась, образовывая длинный коридор. В дальнем его конце показались открытые носилки, на которых восседал… Сам Мотекусома?! Наверное, так, ибо своим великолепием его одежда и сопровождение затмевали все, что конкистадорам приходилось видеть до сих пор.

Голову и плечи правителя Мешико прикрывал от солнца изумительный балдахин из зеленых перьев, искусно украшенный золотом, с обилием серебра, жемчуга и свисавших, как бусы, камней chalchiuis[33]

. Золотые змеи с небольшими крылышками на месте ушей и изумрудами вместо глаз вились по днищу и деревянным столбам балдахина. Такие же змеи обвивали и небольшой золотой трон, на котором восседал правитель, а его руки, унизанные перстнями с крупными играющими камнями, покоились на золотых спинках в форме голов крупных кошек, в глазницах которых горели кроваво-красным огнем огромные рубины. Его шапка была украшена длинными тяжелыми перьями, скрывающими лицо, грудь утопала в нитях драгоценных камней и золотых цепочках с тончайшей работы фигурками. Струйки драгоценных камней, сбегающие по ремешкам на голенях, сливались в золотые подошвы сандалий. Перед, вокруг и за носилками шло несметное множество людей знатных и не очень с опахалами, кувшинами, корзинами еды, отрезами материи, специальными палочками с узелками для записи распоряжений и мыслей и предметами вовсе непонятного назначения. Кто знал, что может понадобиться великому правителю?

Процессия остановилась в самом центре площади. Дюжие воины-телохранители заняли позиции по кругу, замелькали на сторожевых башнях головы стрелков. Ромка успокоился, понимая, что если бы мешики готовили нападение, то правитель не прибыл бы сюда.

Снова прозвучал какой-то непонятный испанцам сигнал. Множество людей из тех, что приветствовали чужестранцев, извлекли из-под одежд веники, сделанные из перьев каких-то крупных птиц, и бросились подметать камни. Другие выхватили из рук слуг отрезы ткани и стали раскладывать их поверх выметенной площади, дабы нога повелителя не коснулась голой земли.

Мотекусома спустился на землю и медленно двинулся через почтительно замершее море склоненных людских голов. Никто не смел смотреть ему в лицо.

Кортес не чинясь соскочил с коня, пошел навстречу, приблизился и поклонился. Мотекусома отвесил встречный поклон. Правитель Мешико вдохнул в грудь побольше воздуха и заговорил. Его глубокий бархатный голос далеко разносился над притихшим озером.

Он произнес приветственную речь по случаю прибытия испанцев в его столицу, не затрагивая скользких вопросов и избегая острых углов. «Не предложил убраться сразу и не приказал атаковать. Начало можно считать неплохим», — решил Ромка.

Так же думал и Кортес, говоря, что он тоже приветствует великого правителя Мешико, желает доброго здоровья и процветания его народу. Затем достал из-за обшлага перчатки надушенный мускусом платок и извлек из него ожерелье, сделанное из разноцветного стекла. Подойдя к оторопевшему правителю, накинул ему на шею безделушку и ловко застегнул, а потом раскрыл объятия, намереваясь по своему обычаю…

Стоящие рядом касики повисли у него на руках. Кортес дернулся, Альварадо потянулся за мечом. Донья Марина склонилась к уху капитан-генерала и что-то зашептала. Тот перестал вырываться из множества потных рук и показал касикам, что больше не собирается лезть с объятьями. Те разжали пальцы. Кортес демонстративно поправил порядком обтрепанные кружева, выбившиеся из раструбов перчаток.