Земля под ее ногами

— Что, если б Дрейк не разгромил Армаду и испанцы, а не англичане завоевали бы Индию? Небось тебе бы это понравилось.

В такие моменты, когда англофильская ксенофобия сэра Дария Ксеркса Камы звучит из уст его сына, мне всегда становится жутковато. Я нарочно его завожу:

— Британцы, испанцы, какая разница?

— Ну знаешь, — глотает он наживку, — если б ты… — потом понимает мою игру и ухмыляется. — В любом случае, — пожимает он плечами, — когда Стэндиш предложил мне работать на него, это было как если бы сам Ясон пригласил меня на борт своего «Арго», чтобы отправиться вместе за золотым руном. И все, что от меня требовалось, — это моя музыка.

Они уже в воздушном пространстве Германии, когда появляется стюардесса — Ормус, что вполне простительно, учитывая время, когда это происходит, и его бомбейский английский, по-прежнему про себя называет ее бортпроводницей — и приглашает мистера Каму в салон первого класса. Малл Стэндиш поднимается, чтобы приветствовать его: высокий бостонец, в свои неполные пятьдесят уже с благородной сединой, сановитый; от него разит не сегодня и не вчера нажитыми деньгами; на нем шелковый костюм с Севил-роу и кожаные туфли от Лобба.

— Пусть вас не обманывает моя наружность, — первым делом говорит он Ормусу и одновременно, не спрашивая, протягивает ему скотч с содовой. — Это всё липа. Вы убедитесь, что я самый настоящий жулик.

— Я видел, какой номер вы откололи тогда, в наряде Санты, — продолжает он, и глаза его поблескивают. — В мой прошлый приезд. Это было бесподобно.

Ормус пожимает плечами, ему не по душе эти совпадения: снова отель «Вселенский танцор». Словно Натараджа, древний бог танца[139], и впрямь существует, являясь хореографом его ничтожной человеческой судьбы.

— У меня был трудный период, — отрезает он. — Теперь я выправился.

Он не добавляет, что предвкушение Англии, по мере того как она приближается, переполняет его, словно он — бомбейская улица с перекрытыми водостоками во время сезона дождей. Впрочем, Стэндиш, человек искушенный, видит это и сам: возбуждение Ормуса, его готовность ко всему. Его, так сказать, протагонизм.

— Вы жизнелюб, — отмечает он. — Это хорошо. В этом, как минимум, мы с вами схожи.

Жизненная энергия самого Стэндиша так велика, что, кажется, он вот-вот вырвется из костюма и туфель, как попавший в город Тарзан. Это человек, который не оставляет мир в покое, который ждет, что события будут развиваться согласно его планам. Актер и творец. Его руки с безупречным маникюром и не менее безупречная прическа говорят о некотором amour propre[140]. В конце длительного перелета он свеж как огурчик. Это не дается просто так. Это требует напряжения воли.

— Что вы хотите мне предложить?

Вопрос Ормуса вызывает у Стэндиша аплодисменты.

— Вы спешите даже больше, чем я предполагал, — делает он комплимент молодому человеку. — А я-то думал, что на Востоке время отсутствует, это мы, заатлантические крысы, курсируем безостановочно с земли в преисподнюю и обратно.

— Нет, — отвечает Ормус, — вся экзотика, все необыкновенное и невероятное — на Западе. Мы живем в Подземном мире… — Но тут он понимает, что Стэндиш его не слушает.

— Мистер Кама, — сухо, почти скучающе говорит американец, — не исключено, что какое-то время мы будем работать вместе, и нам предстоит научиться откровенно высказывать то, что на душе. Даже на пирата распространяются права, гарантированные Первой поправкой[141], с чем, надеюсь вы согласитесь. — В его глазах снова пляшут искорки.

Он окончил Кембридж, Кембридж в Англии, два года пробыл в аспирантуре. Тогда он был блестящим синологом, мечтал после окончания учебы учредить свой собственный научный центр. Все сложилось не так, как он думал. Сперва ранний неудачный брак с женщиной из мира моды; впрочем, прежде чем он распался, она успела родить ему двоих сыновей; они остались в Англии вместе с его озлобленной и затаившей обиду бывшей женой, когда он пересек Атлантику в обратном направлении. Некоторое время он преподавал китайский язык в Амхерст-колледже. Затем, недовольный тем, что его академическая карьера застопорилась, он принял странное и неординарное решение. Он будет несколько лет водить фуры через всю Америку, будет работать как вол, скопит денег и откроет китайскую школу, о которой мечтал. Из преподавателей — в дальнобойщики: эта метаморфоза отразила первую стадию его становления как личности, его американского пути. Он ушел без иллюзий и сожалений.

Он цитирует наизусть Сэла Парадиза[142]: Так началась та часть моей жизни, которую можно назвать жизнью в дороге. До этого я часто мечтал о том, чтобы отправиться на Запад, повидать страну, всегда строил неопределенные планы, но так и оставался на месте.