Земля призраков

— О, да, — согласился Робби, следуя за ней на кухню. — Обещай не упрекать его в этом.

— Робби, я горю нетерпением услышать твои новости.

— А я весь в нетерпении их сообщить. Но подожди, нет ли тут печенья или чего-нибудь к чаю? — спросил Робби, открыв буфет и обшаривая его, пока не нашел неоткрытую пачку шоколадного сухого печенья. — Он сам его не ест, но держит про запас, потому что это мое любимое. Похвально, правда?

— Очень трогательно, — согласилась Нора. — Но, Робби, что ты выяснил?

— Ты понимаешь, я провел только весьма приблизительное исследование.

— Да. Продолжай.

— Ну, это интересно, — сказал он, хрустя печеньем. — Как правило, обезглавливали персон определенной важности. Для большинства преступлений и преступников вплоть до девятнадцатого века достаточным считалось старомодное повешение, — перейдя к главному предмету разговора, он оживился. — И повешение в общем значило медленную смерть через удушение. Я нашел несколько сообщений о людях, очнувшихся после получаса на веревке. — Об этом факте он сказал с некоторым изумлением. — Конечно, за столь длительную процедуру мы должны поблагодарить пару ирландских докторов. Они учли и вес заключенного, и силу, необходимую, чтобы сжать шею. Все это было очень научно, у них были таблицы для расчетов длины веревки. Хотя основной причиной таких исследований было не стремление милосердно прикончить осужденного как можно быстрее, а устрашить дискомфортом болтания на веревке.

— Совершенно потрясающе, — заметила Нора, скрывая раздражение.

— Но вернемся к обезглавливанию — необходимо родиться достаточно благородной персоной, чтобы тебе отсекли голову. Мало того, нужно совершить нечто особо ужасное, государственную измену или цареубийство, или что-нибудь столь же отвратительное. Вот почему не многие женщины были обезглавлены, и тут я затрудняюсь в подборе конкретных исторических свидетельств. Но — и это самое интересное, — сказал он, подавшись вперед, — начиная со Средних веков обезглавливание было чем-то вроде стандартного наказания за детоубийство. Я думаю, детоубийство всегда считалось омерзительным.

Нора слышала звуки голоса Робби, но шум в ее голове вытеснил смысл слов. Грохочущий звук, словно в ушах стучали крышки мусорных ящиков. Шею и плечи начало покалывать.

— Робби, — неожиданно произнесла она, — теперь мы знаем даты, по крайней мере, приблизительные временные рамки. Помнишь тот кусок металла на рентгеновских снимках?

— Да.

— Это оказалось кольцо, возможно, обручальное кольцо. С выгравированной датой: 1652. Сколько женщин могло быть тогда казнено в Ист-Голвей? Если мы ищем иголку в стоге сена, то я бы сказала, что она сильно укрупнилась.

— Но ты забываешь, что огромная часть стога превратилась в дым, — заметил он. — Многие документы того периода погибли, когда Бюро регистрации актов гражданского состояния попало под артиллерийский обстрел во время Гражданской войны, около 1922 года.

— Но не все же сгорело. Есть же другие источники, верно? Я просто не могу поверить, что больше негде искать. А Национальный архив? Или Бюро регистрации в Лондоне? А инициалы на кольце не могут как-нибудь помочь? Может, сохранилась запись о регистрации брака или, по крайней мере, сведения о переписи в этой местности, которые дали бы нам ключ к разгадке. — Нора удивилась собственной настойчивости. — Не отмахивайся от меня теперь, Робби.

ГЛАВА 3

Церковь Святой Коломбы была суровым серым каменным зданием, построенным в девятнадцатом веке и теперь обслуживающим Данбег и несколько других соседних маленьких общин. Отец Кинселла заканчивал беседу с уборщицами, маленькой бригадой неприметных рыхловатых женщин среднего возраста, вооруженных швабрами, тряпками и бутылочками политуры. Их светящиеся лица и бодрое настроение подсказали Девейни, что красивый, кудрявый викарий несомненно знает, какой эффект он производит на немолодых прихожанок, и без зазрения совести пользуется этим — ради церкви, конечно. Девейни стоял, вдыхая смешанный запах мебельной полировки, ладана, цветов и свечного воска, характерный для церкви, — пока священник не расстался со своим фан-клубом, направив женщин в сторону ризницы.

Несмотря на знакомый аромат, это современное пространство казалось Девейни странным, вовсе не похожим на древнюю и таинственную церковь его детства. Наверное, служба изменилась, с тех пор как он вырос, и поэтому ритуалы и прочие атрибуты веры более не впечатляли его.

— А, детектив — произнес Кинселла, заметив Девейни, и потер руки, словно энергичный молодой бизнесмен. Он быстро преклонил колени перед алтарем, а затем энергично двинулся по центральному проходу, чтобы пожать руку. — Гарретт, да? Конечно, я знаю вашу семью, Нуалу и детей, но мы давно не имели удовольствия видеть вас.

Девейни никак на это не отреагировал, и священнику хватило такта не продолжать.

— Можем мы где-нибудь поговорить о вещах не вполне обычных? — спросил Девейни, вытаскивая из нагрудного кармана маленькую записную книжку.