— Я рад, что они вам нравятся, — произнес мужской голос. Она обернулась и увидела человека, вероятно, Неда Рафтери. Поднявшись с колен, он сложил садовые ножницы и двинулся вперед на звук ее голоса. Его затуманенные глаза смотрели прямо.
— Они удивительны, — призналась Нора. — Я пьяна от их благоухания, клянусь.
— И после этого люди недоумевают, почему слепой человек утруждает себя выращиванием цветом, — произнес, улыбаясь Рафтери.
— Мы незнакомы. Я Нора Гейвин.
Она не была уверена, уместно ли рукопожатие, пока Рафтери не протянул раскрытую ладонь, в которую она поместила свою. Он вытащил из-за спины свежесрезанный бутон розы и подарил ей.
— Добро пожаловать, доктор Гейвин. И профессор Магуайр также, полагаю я, добро пожаловать.
— Спасибо, что нашли время поговорить с нами, — сказал Кормак.
— Не за что. Я не надеюсь сообщить вам нечто полезное, но охотно поделюсь всем, что у меня здесь хранится, — Рафтери постучал по голове. — Входите, пожалуйста, я приготовлю чай.
Они подождали, пока он ступит на тропинку, а затем последовали за ним в дом.
Сразу за входной дверью оказалась длинная комната. В одном конце, около большого камина, разместились четыре стула. Книжные шкафы, набитые книгами, старыми и новыми, загромождали стены. Массивный дубовый стол, окруженный восемью стульями, отделял гостиную от открытой кухни и огромной печи, находившейся там, где раньше размещался камин.
Рафтери последовал знакомой ему дорогой в кухню, где поставил кипятиться чайник и отрезал несколько ломтей белой сдобы, обсыпанной изюмом, левой рукой отмеряя толщину каждого ломтя. Нора и Кормак уселись за большой стол.
— Финтан Мак-Ганн упоминал, что вы были его учителем, — сказал Кормак.
— А, Финтан. Умный парень. Я пытался научить его чему-нибудь из истории, но и тогда он ничем, кроме музыки, не интересовался. Он становится весьма искусным волынщиком, что скажете?
— Очень приличным, — согласился Кормак. — Он великолепно играл на вечеринке неделю назад.
— Запоминающийся был вечерок, правда? Ну, а вы здесь, чтобы узнать кое-что о местной истории, — сказал Рафтери, перекладывая хлеб на одну тарелку, глыбу масла — на другую и доставая пару ножей. Он выдвинул из-под стола стул и устроился на нем. Вероятно, ему было около шестидесяти: чисто выбрит, с увенчанным седыми волосами лбом. Дородный, с короткими ногами и бочковидным торсом. На нем была застегнутая доверху рубашка, свитер с дырой на одном локте и грубые башмаки. Больше похож на чернорабочего, чем на школьного учителя, решила Нора.
— Мы ищем сведения, которые помогли бы идентифицировать девушку, найденную в болоте, — сообщила она. — Я полагаю, вы слышали о ней — кажется, все о ней уже слышали. Мы понимаем, что это — лишь дальний план, однако наткнулись на что-то вроде ключа к ее загадке.
Лицо Рафтери оставалось бесстрастным; глаза невидяще уставились на противоположный конец стола.
— Продолжайте.
— Нигде не было признака тела. Только голова. С тех пор мы сумели провести довольно основательное обследование. Она была двадцати — двадцати пяти лет от роду, с длинными рыжими волосами. Судя по повреждениям позвоночника, она была обезглавлена, скорее всего, одним ударом меча или топора. Теперь о последних находках: в полости рта мы обнаружили мужское золотое кольцо с красным камнем. На нем надпись: инициалы COF и AOF, дата — 1652 — и буквы HIS, в квадратных скобках в центре даты.
— Мы ожидаем результатов радиоуглеродного анализа, — прибавил Кормак, — а пока что стали разыскивать исторические документы по обезглавливанию. Поскольку Нора обнаружила кольцо, это дало нам возможную дату — рубеж, с которого можно начать, по крайней мере.
— Мы пришли к выводу, что она могла оказаться в болоте не ранее 1652 года, из-за той даты на кольце, хотя она могла очутиться там и значительно позже.
Нора посмотрела на Кормака и пожала плечами. Она знала, что он прав, хоть это и раздражало ее.
— И вы ищете документы о судебном разбирательстве или казни. Или, наверное, запись о регистрации брака, — произнес Рафтери. Мгновение он размышлял. — Вы понимаете, в 1652 году был разгар Кромвельского переселения. Во всей Ирландии происходил весьма значительный переворот. Католические священники того времени составляли документы поспешно. Гражданские записи, особенно о таком событии, как казнь, могут быть достовернее, хотя утверждать это трудно. Вы работали в Национальной библиотеке или архивах?
— У нас есть друг в Дублине, который этим сейчас занимается, — сказал Кормак. — Вас отрекомендовали как человека, который может рассказать нам о местной истории.
— Я неоднократно повторял моим ученикам, что история бывает только местной. Что-то записано, а кое-что потеряно, а значительная часть сохраняется тем, что принято называть коллективной памятью обычных людей, осознают они это или нет.
— Что происходило здесь в 1652 году? — спросила Нора. — Я знаю о переселении лишь в самых общих чертах. Каким было это время для местных жителей?