Земля-Союз

– Мне нужна твоя помощь, Михаил… точней, нам всем нужна твоя помощь… – голограмма капитана пропала, и на её месте появилось изображение горящего термоядерного двигателя на фоне выключенных других. – Произошёл сбой работы двигателя, теперь он бесконтрольно вступил в термоядерную реакцию, и через два с половиной часа произойдёт взрыв…

– Это же бред, такого не может быть, – до Михаила начала доходить суть происходящего. Обтерев себя полотенцем, он кинул его под ноги и вытащил свёрнутую рабочую робу. – Если мы на половине пути, почему мы не в гиперпрыжке?

– Я остановил двигатели…

– Чего? – выкрикнул Михаил, представляя, какому риску подвергает капитан ковчег, – но нас же может застигнуть волна?

– Да, может! У нас с тобой неделя до волны, и два часа… и уже восемнадцать минут, когда произойдёт термоядерный взрыв на корабле. Двести миллионов людей погибнут за пару минут. Мне нужна твоя физическая помощь, солдат… От тебя зависит жизнь этих людей.

– Чёрт возьми… чёрт возьми… я же не солдат, – по спине Михаила пробежал холодок от плохого предчувствия. Техник стал впопыхах напяливать на себя комбинезон. – Какой двигатель?

– Восемьдесят третий… Девятнадцать километров от технической рубки. Нам надо торопиться, Михаил!

– Понятно, чёрт возьми, капитан, выключи эту иностранщину, с ума можно сойти. Включи что-нибудь моё, русское… Вот, отлично! – в колонках запел мужской бас про какую-то группу крови, ну хоть что-то смутно знакомое. Михаил обулся и побежал в технический ангар. Там находились тяжёлые экзоскелеты-скафандры для работы в открытом космосе.

                                                              3

– Стоун, слушай, как ты? Без рук, без ног… да, блин, как ты вообще без тела? – Михаил сейчас летел вдоль корпуса в экзоскелете, сопла из реактора за спиной скафандра были направлены в противоположную сторону от полёта.

– Вот так! Теперь я как бы гигантская гусеница, чувствую себя  всем кораблём… даже слова не могу подобрать, – в встроенных в скафандре динамиках скрипел голос капитана, – необычное ощущение… Иногда я забываю, что был человеком и думать начинаю оцифрованно, прислушиваясь к каждой капсуле, анализируя состояние людей, а ещё могу одновременно смотреть во все видеокамеры, рассчитываю траекторию полёта. И с каждым прошедшим днём забываю, что я был когда-то человеком… Странный этот симбиоз компьютера, разума и корабля.

– Жесть! А это правда, что теперь ты никогда не сможешь стать обратно человеком? – передёрнул плечами Михаил, с трудом представляя этот самый «симбиоз», попахивало чем-то неестественным и отвратительным. Оставалось пролететь километров пять до места аварии. Вокруг был красивейший вид космоса и мощь человеческого разума, в воплощении этого гигантского корабля, уходящего вдаль – конца и края не было видно этому грандиозному строению, освещаемому искусственными огнями, очень напоминающему новогоднюю ёлку… очень большую ёлку.

– Да! Кто-то должен был на это пойти…

– Да я это понимаю, но это же ужас, если вдуматься. А зачем ты постоянно слушаешь музыку? Так же может крышу конкретно снести?

– Наоборот, именно музыка мне напоминает, что я человек. Когда ты одновременно анализируешь миллиарды функций работы корабля, точней, анализирует компьютер, но ты с ним – единое целое, то человеческое сознание вымывается… сложно это всё объяснить, но именно музыка отвлекает меня от полного поглощения моего разума компьютером. Сейчас вот я с тобой разговариваю, и это меня тоже приводит в тонус… понимаешь? Три с половиной года я в одиночестве лечу в открытом космосе.

– Мне кажется, я понимаю… – почему-то Михаил вспомнил давно прочитанную книгу про Робинзона Крузо и его друга, Пятницу. И этой Пятницей для капитана была музыка, а сейчас он. И что потом? Что-то забытое про анабиоз в голове кружилось, но не хотелось об этом думать. – Ну, что там со временем?

– Двадцать минут остаётся до взрыва. Надо поторопиться!

– Успеем, капитан, – в руках Михаил держал импульсный плазмоид и на нём загорелись зелёные диоды – орудие было готово к прицельному выстрелу. – Стоун, а у тебя дети, жена есть?

– Были… Они отдыхали на Майами и загорали на пляже, когда пришёл первый удар… Погибли на третий день, очень мучительно умирали от ожогов.

– Прости, Стоун, сочувствую… А мои в восьмом отсеке: Светка – моя жёнушка и две дочки-близняшки, Алёнка и Оленька. Я бы не перенёс их смерть, не дай бог. – Михаил уже видел этот злополучный двигатель. И в самом деле, он светился как небольшое солнце, даже сквозь защитное стекло скафандра чувствовался жар. “Анабиоз”… что-то там эти профессора вякали про гиперсон? – Капитан, слушай, а что там про анабиоз было? Вроде как повторно нельзя ввести человека в этот чёртов сон? Или это мне приснилось?..