Земля солнечного огня

Наглотались камешков и снова стали все подряд есть — успевай только подкладывать! И теперь они ростом уже не с грецкий орех, а почти что с кокосовый.

Радужное настроение

По утрам у агамы настроение серое. Еще бы: за ночь промерзла и проголодалась. И стала скучного серого цвета, сразу видно — не в духе. Но солнце пригрело, и проступили на спине у агамы радостные тона — шоколадные пятна. Это все равно что для нас порозоветь от удовольствия!

А когда агама прогреется до последней косточки, да еще и кузнечика съест, — прямо на глазах расцветет! Вся в разводах станет шоколадных и кремовых, на горле пятно синее, а на боках фиолетовая полоса. Всем понятно, что у нее радужное настроение!

Тени ночного неба

Неясные тени проносятся над головой. То низко — по щеке ветерок мазнет, то высоко, бесшумно, — как привидения.

Это ищут добычу крылатые охотники ночи.

Их трудно узнать, но можно.

Вот некоторые из них:

1. Филин. 2. Сыч. 3. Козодой. 4. Авдотка.

1. Большой подковонос. 2. Остроухая ночница. 3. Двухцветный кожан. 4. Рыжая вечерница. 5. Ушан.

В кяризе

Вторые сутки идем, не поднимая головы. Вторые сутки топчем свою тень. Утром эта тень нелепо длинна. К полудню она становится все короче и короче, пока, наконец, совсем не спрячется под подошвами широких ботинок. Это значит, что раскаленное белое солнце пустыни остановилось в зените и льет на истомленную землю расплавленную лаву лучей. На висках вздуваются вены. Начинает мутиться сознание!

Воды!

Воды! Какой угодно: мутной, зеленой, вонючей!

Но воды никакой нет.

Разве может сохраниться хоть капля влаги на земле, выжженной солнцем и превращенной в пыль? Земля эта жжет ноги даже сквозь толстую подошву ботинок.

Вторые сутки над головой белое от зноя небо. А под ногами пухлая пыль. На горизонте шевелится синее и зеленое марево. В нем угадываешь то волны моря, то далекие заросли тростников.

Но мы знаем: нет впереди ни моря, ни зеленых оазисов. Это мираж.

Был на карте родник, на который мы очень надеялись. Мы нашли этот родник. Но вода в нем оказалась горько-соленая.

И вот опять — три человека и два мула — плетемся к далекому мареву, тупо ступая след в след. Сухая кожа натянулась на скулах. Белые губы потрескались, и в трещины набилась черная пыль.

Пыль глушит шаги. И кажется, что мы не идем, а беззвучно, подобно миражам, плывем над раскаленной землей. Начинает закрадываться жуткое чувство безнадежности, бессилия перед этой мертвой пустыней.

Вдруг наш проводник, нелепо взмахнув руками, бросился в сторону. Пробежал с полсотни шагов и упал, уткнувшись лицом в песчаный холмик.

— Ну вот, один спятил!

Но вдруг и мулы, взбрыкнув копытами, поскакали туда же и остановились возле лежавшего проводника. Мы подбежали к ним.

Проводник лежал на животе, свесив голову в черную дыру в земле. Мулы нетерпеливо топтались вокруг, осыпая копытами песок.

— Кяриз, — тихо проговорил проводник и сел. — Вода. Вода! — вдруг заорал он и, вскочив, стал быстро развьючивать мулов.

Кяриз! Я слышал о кяризах. Кяризами называют глубокие колодцы, прорытые скотоводами над подземной рекой. Из таких колодцев достают воду ведром, привязав его к длинной веревке.

Все наши веревки мы связали в одну. Привязали ведро и опустили в колодец. Колодец оказался очень глубоким — метров пятнадцать. Но воды в подземной речке было мало. Ведро зацепило лишь немного жижи с песком.

Тогда решили сами спуститься в кяриз. Я обвязался веревкой и сполз в черную дыру.

Упираюсь руками в стены. На голову сверху сыплется песок. Светлый круг над головой суживается. Стены колодца становятся холодными и сырыми.

Внизу темно. Журчит вода.

Всматриваюсь, ничего не видно.

Наконец, чувствую: ноги в воде. Дно. Воды по щиколотку. Нагибаюсь и, зачерпывая ладонью, пью, пью и пью. Как здорово — вода!

Вдруг кто-то мокрыми лапами зашлепал по воде. Я замер. Вслушиваюсь, сдерживая дыхание. Но слышу только стук своего сердца. Чиркнул спичку. Спичка стрельнула и погасла. При вспышке замечаю: стою в пещере. На дне пещеры дрожит вода.

Опираюсь рукой о стену. Стена мокрая и склизкая. Ставлю ведро на дно и банкой наливаю в ведро воду.

И тут вдруг опять зашлепало, заплескало, будто огромная многоножка побежала по воде!

Быстро зажег спичку. Спичка ярко вспыхнула… Пламя спички отразилось в десятках немигающих глаз!

В черной воде, выпучив подводные глаза, неподвижно сидели лягушки, жабы и черепахи. На стенах пещеры шевелились змеи. Их глаза вспыхивали, как летучие светляки.

Лягушки и жабы от голода превратились в скелеты, обтянутые слизкой кожицей. Они пробрались в эту пещерку подземными ходами из ближайшей реки и застряли тут, обреченные на голодную смерть. А черепахи и змеи сорвались сверху.

Их глаза горели голодным огнем.

Сейчас спичка погаснет, и эти мокрые твари, шлепая и извиваясь, полезут на мои ноги!

Я не знаю, что делать.

Огонь парализовал обитателей колодца. Страх парализовал меня.

Что-то дернуло за пояс. Веревка!