– Макс, – позвала она, когда домкрат сменился насосом. – Объясни мне, что происходит.
– Нам нельзя оставаться в городе
Неожиданно для себя Лиза ощутила злость.
«Да нет же», – подумала она.
И куда он собрался ее везти? В кабинет мамочки-балерины? На съемки? В очередной актовый зал?
Лиза готова была растерзать его.
– Максим.
– А?
– Я никуда не поеду, пока ты прямо не скажешь мне, в чем дело.
Домкрат качнулся и с лязгом повалился на землю. Макс отряхнул колени. Встал и поднял к ней местами бледное, местами воспаленное лицо.
– Дмитрия убили, – сказал он. – И, если не поторопимся, то, возможно, убьют и нас.
Глава 8. Точка разрыва
15 сентября 2005 года
Лысый доктор ушел.
Ночь украшает больницу. Звучит странно, но это так. Свет уличных фонарей ложится сквозь решетки извилистым орнаментом, ровняет голые стены, маскирует трещины и пятна сырости, разглаживает самые непривлекательные углы. В полночь фонари гаснут, и между прутьев заглядывает луна, и даже горбатый линолеум, даже жуткие узоры на туалетном кафеле приобретают волшебный оттенок.
Доктор ушел, и у него был довольный вид. Может быть, после хорошего ужина и долгого отдыха на кроватной сетке. А может, он считал, что раскопал что-нибудь. Если так – значит, инспектор ошибся. Я не рассказал ему ничего вообще. Ни единой важной подробности. Например, как очутился здесь. И почему я здесь. Он был уверен, что понял всё, но я сам до сих пор ничего толком не понимал.
Ночью можно гулять. Недалеко – в коридор, на лестницу, в душевые. Можно принимать наркотики, если они есть. Можно заняться онанизмом. Или поговорить. Можно даже с кем-то, если найдется с кем. Скромная программа, но многим ее хватает. И я говорю не только о местных обитателях.
Со мной беда в другом – когда не с кем говорить, я думаю, постоянно думаю, и это меня тревожит.
Вот первое, о чем я не рассказал инспектору: «Сименс», мой сотовый, на самом деле не мой. Но я всегда держу его рядом. Днем он лежит в нагрудном кармане. По ночам торчит в розетке у изголовья кровати; с утра он всегда заряжен на сто процентов. Иногда телефон просыпается, и загорается экран, и я кидаюсь на двойной гудок, если я рядом. Беру его в руки, проверяю ящик. В основном это мусор: бесплатные мелодии, ненужные мне скидки и акции. Выиграй машину. Загрузи новый хит. Приведи трех друзей. Отправь 50 поздравлений.
Они думают, я здесь из-за того, что убил человека. Или считаю, что убил. А на деле – я здесь из-за этого старого мобильника. Потому что в ту ночь он просигналил в последний раз. Я прищурился на экран, спросонья пытаясь разобрать латиницу.
Так закончилось прошлое, без грохота и без шума. Так я попал в настоящее – всё равно больше идти было некуда. И вот я здесь, уже почти два месяца.
И до сих пор ищу способ вернуться.
25 мая 2005 года
– Как-то холодно, – сказала она.
«Не в экран», – поправила себя Лиза. Это был не экран, а лобовое стекло. Руки у обочины скребли по нему как ветки, царапали ногтями, задевали костяшками пальцев, но в урчание мотора не вмешивался ни один посторонний звук. Только…
– Холодно как-то, – повторила Лиза чуть громче.
– Да нормально, почему, – сказал он, шевеля бледными губами. – Это, возможно, даже не микроклимат, а естественный сквозняк. Хочешь, окно слегка опущу?
– Нет! – торопливо отозвалась Лиза. – Нет, ты прав, показалось.
Над бесконечной чередой прохожих скользнула знакомая вывеска. Тот самый фастфуд, где Лиза обедала с Катькой. Возле спортивного центра с бассейном и забором. Целых три часа они с Максом пытались убежать, а Москва всякий раз ловила их, опутывая щупальцами знакомых улиц, дразня обрывками надоевших пейзажей, стискивая в километровых пробках и хватаясь миллионом голосующих рук. Обезумевший город не собирался отпускать их.
– Опять мы здесь, – Лиза потрогала матовый квадрат на приборной доске. – У тебя же бортовой компьютер. Там же и карта есть, наверное. Может, включишь его всё-таки?
Максим пошевелил кадыком и хрипло отозвался.
– Я не знаю, как.
– То есть?
Он не собирался отвечать, но Лиза смотрела на Макса, пока тот не сдался.