Земля точка небо

Мертвые, поддельные люди, запертые в нормальности, занятые несложной рутиной. Они укрывают меня и Эвридику от глаз, но защитить не смогут. Это не маньяки Фернандеса, но они тоже опасны. Из тоннеля ударил ветер, запахло резиной и электричеством, и на станцию вылетел поезд. Он несся без остановки, но человеческая масса двинулась. Ее привлекали вагоны. Она давила нам в спины, подталкивая меня и Эврику всё ближе к несущейся стали.

— ОТОЙДИТЕ ОТ КРАЯ ПЛАТФОРМЫ! — рваный железный визг оборвался, сменившись участливой записью. — Уважаемые пассажиры. Отойдите от края платформы. На этот состав посадки не будет. Давление спало. Люди успокоились и обмякли. Красные огни исчезли в темной арке, и о птице не вспомнил никто. Когда на станцию вылетел поезд, она заметалась и кинулась в тоннель напротив. И теперь наверняка была мертва. Для чего еще поезду на стекле дворники. Под землей. Вот так быстро это происходит. За первым составом пришел еще один, и двери распахнулись, и люди хлынули по вагонам, припечатав меня с Эвридикой к створке напротив.

Мертвые люди спешат домой. Мертвые люди занимают места. Их общество — механизм, и горе тому, кто попал между его трущихся частей. Р-р-р. Резиновые створки пытались закрыться, но что-то мешало им. Кто-то держал в соседнем вагоне дверь.

— ОТОЙДИТЕ ОТ СОСТАВА! — заревел истеричный железный голос. — Уважаемые пассажиры. Отойдите от состава. Посадка закончена. ОТПУСКАЕМ ДВЕРИ! Уважаемые пассажиры. Отойдите от состава. Посадка закончена. Уважаемые пассажиры. Отойдите от состава. Посадка закончена. По ту сторону, на станции, заревел милицейский зуммер. Еще и еще раз. И створки захлопнулись. И поезд дернулся вперед так резко, что я повалился на Эврику, а в мою спину уперся чей-то отчаянный локоть. Мы нырнули в тоннель, и свет погас. И я заворочался, полулежа на стонавшей Эвридике, пытаясь вырваться на свободу, но это было невозможно. Я сдался и обнял ее, и стало гораздо удобней. Теперь, кроме нас двоих, в мире не осталось никого. Мы летели сквозь ночь, прижавшись к холодному стеклу. За окном во мраке вились и плясали тросы, и на детском лице Эврики мелькали сполохи внезапных фонарей. От свиста у меня заложило уши. Мне хотелось ехать так вечно. Мои глаза закрылись, и железная коробка исчезла, и только холодный ветер колыхал землю подо мной, и я заскользил на дно, сжимая тонкую Эвридику в объятиях. Поезд вылетел на станцию. Замерцали лампы на потолке, и снова разгорелся свет. Вокруг теснились люди, и мне стало противно до липкой испарины. Люди сидели на лавках. Жуткие старухи, бесформенные от жира и болезней. Оплывшие хмурые тетки, на полпути туда же.

Хворые шелудивые мужички. Люди возились и толкались. Люди зевали, и дыхание их пахло луковой шелухой. Я не хотел, чтобы они трогали меня, не хотел, чтобы они притрагивались к Эврике, и не мог ничего поделать. Стоило мне отодвинуться, как жаркое пространство рядом немедленно заполняли люди. Они не выпускали нас до самой конечной. Там они хлынули наружу жарким потоком, и утащили Эвридику, а я всё стоял, пока состав не опорожнился, пока снаружи не стало тихо. Я вышел к Эврике лишь тогда, когда в пустой вагон забрела обходчица. На платформе кроме нас остался только один человек. Он стоял у соседнего вагона. И он не был мертв. Парень весело осмотрел нас и махнул рукой. Отвернулся и вытащил тонкий мобильник. «Наверняка это он застрял тогда между створок», — подумал я. Мы не сбежали. Всю дорогу под землей мы по-прежнему были в ловушке.

5 сентября 2005 года

— Чего так долго?

— Шли пешком.

— Куда?! До самой больницы?

— Угу. Я хотел на метро, а он не пошел.

— Как «не пошел»? А в рыло?

— Я пробовал, так он укусил меня, зараза ненормальная.

— Косой, ты че! Срочно в экспертизу, срочно прививку от бешенства. С такими вещами не шутят, вон, в новостях передавали.

22 апреля 2003 года

Его встретила другая журналистка — широкоплечая и молчаливая, похожая на солдата. Она провела Диму в редакцию и оставила его у двери. Едва он успел заскучать, как подошла сама Ксения, по-утреннему живая, с ярко накрашенным ртом.

— Да выбрось уже эту гадость, — Ксюша отобрала у Димы склеенный диктофон. — Идем Она швырнула диктофон в урну и коротко взмахнула рукой.

— Отлично, просто отлично, — болтала Ксюша по дороге. — Все читают твое интервью, я всем говорю, вот это настоящая журналистика. А не как мы здесь…

— Мое интервью?

— Машка! Дай человеку свежий номер! Ага, вот, — она вручила Диме клейкий глянцевый журнал. — С утра звонил уже пресс-секретарь твоих девочек, орал тут, грозился в суд подать.

— Э… это плохо? — спросил Дима.

— Нет, конечно! Ты что. Это хорошо! Если б он мог, он что, звонил бы? Он бы подал. Дима осторожно улыбнулся.

— Так я?.. — спросил он.

— Ты молодец, — она косо сверкнула улыбкой и потерла руки. — Знаешь, что мы сделаем? Мы научим тебя писать, и ты станешь монстром! Дима содрогнулся.