Если какой-нибудь научный принцип перестает соответствовать вновь открытым экспериментальным фактам, то он должен быть либо упразднен, либо ограничен той областью явлений, где первоначально он обнаружил свою справедливость. Но если научный принцип превратился в догму, не терпящую критики, то у многих ученых возникает непреодолимое желание "согласовать" неудобные факты с этим принципом, направив тем самым науку по ложному пути. К величайшему сожалению, именно это произошло с физикой в начале XX века. Эйнштейн в своей работе "К электродинамике движущихся тел", столетие которой ооновские чиновники попытались отметить как "год физики", обобщил принцип относительности, распространив его с механических на электромагнитные и оптические явления. В этой работе "постулат относительности" Эйнштейна формулируется так: "…для всех координатных систем, для которых справедливы уравнения механики, справедливы те же самые электродинамические и оптические законы."
В дальнейшем Эйнштейн и его последователи-релятивисты распространили принцип относительности на все вообще физические явления. В учебном пособии В.Акосты, К.Кована, Б.Грэма "Основы современной физики" [2] общий принцип относительности сформулирован следующим образом: "Все законы природы должны быть одинаковыми для всех наблюдателей, движущихся друг относительно друга с постоянной скоростью."[2,30] Здесь обращает на себя внимание категория долженствования: законы физики должны быть такими, какими их хотят лицезреть господа релятивисты. Не больше и не меньше. Из-за этого определение больше походит на заклинание: "Мы не знаем, как все происходит на самом деле, но мы заклинаем именем всемогущего и всеведущего Эйнштейна, чтобы законы природы подчинялись изобретенному им всесовершенному постулату относительности!"
Но даже размноженное в миллионах экземпляров и переведенное на все языки мира, это заклинание не смогло заставить природу подчиниться постулату относительности Эйнштейна. В самом деле, когда Галилей писал - "заставьте теперь корабль двигаться с любой скоростью" - он не мог предполагать, что во второй половине XX века появятся летающие корабли, способные разгоняться до первой космической скорости (7,9 км/с) и выводить на околоземную орбиту искусственные спутники Земли (ИСЗ). Подобным ИСЗ сегодня, например, является обитаемая Международная космическая станция (МКС). Она движется вокруг Земли на высоте 350 км с первой космической скоростью. Подобно галилееву кораблю, который движется вокруг Земли по водной глади океана, МКС может рассматриваться как инерциальная система отсчета (ИСО).
Теперь зададим сакраментальный вопрос: если космонавты задраят иллюминаторы станции, то смогут они определить, находится ли станция в покое на Земле либо она движется равномерно и прямолинейно по земной орбите (тот факт, что станция совершает орбитальное движение, не меняет сути дела, поскольку корабль Галилея также движется не абсолютно прямолинейно, а по окружности земной поверхности)? Если принцип относительности Галилея-Эйнштейна верен, то не смогут, если не верен, то, наоборот, - смогут. Но ответ-то в данном случае очевиден: конечно, смогут!
Смогут благодаря хорошо известному науке XX века, но неизвестному Галилею факту, что все материальные тела внутри МКС находятся в состоянии невесомости. Ну а в условиях невесомости все физические процессы протекают по-другому, нежели на земной поверхности: предметы, выпущенные из рук, не падают, а свободно парят в воздухе; вода не проливается и не растекается по полу, а собирается в свободно парящие шары, которые при соударении отскакивают от стен, пола и потолка станции; процесс кипения воды заметно замедляется, нежели в условиях земной гравитации; пламя свечи приобретает сферическую форму; по-иному происходят процессы плавления и кристаллизации металлов и т.д., и т.п.