Земля войны

Дело в том, что близился срок дневного намаза, и Джамалудин пришел на площадь, чтобы молиться. Когда он увидел во дворе мечети «Уралы» с солдатами, он вышел наружу, и все триста учеников исламского института очень внимательно смотрели за тем, что делает Джамалудин. А когда он сел у кранов, один из студентов подошел к нему и спросил, что сегодня будет с пятничной молитвой. «Тебе кто-то мешает молиться?» – спросил Джамалудин. «Так иди и молись».

Итак, Джамалудин сидел на каменном бортике, подставив руки под воду, и струя плескалась между его пальцами и била его по запястью, обхваченному платиновым ремешком «Патек Филипп». Эти часы Заур подарил брату после освобождения. Четыре года назад их разбила пуля в роддоме. Стрелки навсегда застыли на девяти часах тридцати семи минутах, и других часов Джамалудин с тех пор не носил.

Кто-то тронул аварца за плечо. Джамалудин обернулся, полагая, что это еще один студент, и увидел Кирилла Водрова. Водров наклонился к нему и сказал:

– Пошли. Есть дело.

– Подожди со своим делом до конца намаза, – ответил Джамалудин.

– Это дело не мое, а твое, – вполголоса ответил Кирилл, – и оно лежит у меня в багажнике. Между прочим, я чуть в штаны не наделал, пока вез его через все блокпосты.

* * *

В доме на горе все-таки был подвал. Посереди подвала торчало здоровенное стальное ушко. От ушка отходила толстая цепь, и от матраса в углу пахло отнюдь не разбившимся маринадом.

Асхаба кинули на этот матрас. Та к как он к этому времени был без сознания, ему принесли пару одеял, а Хаген вкатил пленнику лошадиную дозу какого-то стимулянта. Шприц он выбросил тут же, отчего подвал немедленно стал похож на логово наркомана.

Асхаб не шевелился минут пятнадцать.

Хаген даже хотел ударить его, чтобы проверить, не притворяется ли пленник, но Джамалудин остановил его жестом: а еще минуты через три его троюродный брат широко открыл глаза.

– Салам алейкум, Джамал, – сказал Асхаб, – мне давно надо было поговорить с тобой. Но я слишком хотел жить.

Никто не ответил на эти слова, а Асхаб закопошился и сел, устраиваясь поудобней. Хаген снова шагнул к нему, сжав кулаки, и Джамалудин опять поднял руку. Ариец остановился, как будто ударившись о стеклянную стену.

Теперь Асхаб сидел, вытянув больную ногу, и привалившись затылком к цементной стене, испачканной каким-то бордовым подтеком. Его черные глаза обежали людей, спустившихся в подвал, и остановились на единственном русском, сидевшем на стуле чуть позади Джамалудина.

– Ты действительно подчиненный Комиссарова? – спросил Асхаб.

– Да, – ответил Кирилл.

– В таком случае ты оказал медвежью услугу своему начальнику. Потому что это по его приказу я привел Ваху в роддом.

Кирилл не сразу осознал смысл сказанного террористом. Потом он вздрогнул, как вздрагивает земля от грома, спустя несколько секунд после электрического разряда между облаками.

– Это ложь! – закричал Кирилл, – это не может…

Джамалудин поднял руку, и Кирилл осекся.

– Продолжай, – приказал аварец.

– Это не ложь, – сказал Асхаб, и по совершенно синим губам мелькнула похожая на угря усмешка, – роддом в Бештое взорвал не Ваха Арсаев. Роддом в Бештое взорвал Федор Комиссаров. А я просто выполнил его поручение.

– Ты агент ФСБ? – спросил Джамалудин.

Асхаб покривился.

– Ты знаешь, как это бывает. Агент, не агент, кто разберет. Каждая сторона играет в покер с шайтаном и надеется выиграть.

Кирилл снова хотел что-то сказать, но в этот момент Хаген положил руку ему на плечо, и русский решил, что у него будет время потом.

– И когда тебя завербовали? – спросил Джамалудин.

– Еще в Ханкале. Но ты знаешь, это ж ничего не значило. Оттуда никого не отпускают без подписки. Только она не стоит бумаги, на которой написана.

– А когда подписка подорожала?

– Когда начали выкупать заложников. Комиссаров получал большой процент. Он говорил, кого воровать. Помнишь того француза, которого я продал в Шали? Ну, который торговал гуманитаркой?

– Еще бы не помнить, – недовольно признался Джамалудин, – мой брат до сих пор считает, что я был с тобой в доле.

– Я его украл прямо по наводке Федора. Я так понимаю, что их достал этот француз. Им не очень-то хотелось, чтобы иностранцы ползали по Чечне и рассказывали, что тут творится. Им хотелось, чтобы иностранцы нос боялись сунуть в Чечню.

Кирилл стиснул зубы. Насколько он помнил, «француза, которого продали в Шали», так и не выкупили. За него запросили слишком много, потом француз захворал, и в конце концов в назидание бандиты оттяпали ему голову и прислали пленку с этим делом во французское посольство. Может, воровали француза и по наводке российских спецслужб, но никак нельзя было сказать, что спецслужбы провернули эту историю в одиночку.

– За этого француза, – сказал Асхаб, – Шамиль потом устроил порядочную выволочку. Он даже искал тех ребят, которые отрезали ему голову. Конечно, он не мог им ничего предъявить, потому что это был их товар и их дело, но если бы он узнал, что француза украли по наводке ФСБ, он бы меня порвал. А я его украл прямо на пару с майором, и этот майор, сука, все это дело снимал.