Земля волшебника

Может, они и Филлори недооценивают? Оно сейчас так близко, всего в одном фонтане от Плам. После исключения из Брекбиллса она думала, что вся ее жизнь пошла под откос, и это вполне могло сбыться. Такое уже бывало, по словам Квентина. Но то же событие привело ее к Филлори, на самый его порог. Время пришло. Она хочет его увидеть.

Оливковый том с серебряными буквами на корешке болтался над ней, искушая, как спелый плод.

— Ай!

Пенни шлепнул ее по руке, и она так растерялась, что ничего не сказала в ответ — наоборот, устыдилась.

— Я уже ввел некоторые рацпредложения, которые одобрили наверху, — продолжал он как ни в чем не бывало. — Не знаю, заметили ли вы… — Он показал на дверцы, в которые через неравные промежутки влетали и вылетали книги.

— Да, молодец, — сказал Элиот.

— Одна из лучших твоих задумок, — добавил Квентин. Плам не совсем понимала, друзья они с Пенни или враги.

— Это уже переняли другие библиотеки.

— И для кошек пригодится, — вставила Плам. — Если они, конечно, летучие.

— Животные, даже домашние, в бибилиотеку не допускаются, — не принял юмора Пенни.

— Слушай, нам правда надо идти, — сказал Элиот.

— А здесь у меня специальная комната для проблемных форматов.

Плам с невольным любопытством заглянула в открытую дверь. Здесь хранились фолианты очень высокие, но узкие, как линейки. Что это может быть? Каталоги змей, стрел, тех же линеек? Одну книгу держали в стеклянном террариуме — либрариуме? — потому что слова из нее лезли, как муравьи. Другая лежала на столе, чуть-чуть приоткрытая, рядом со сварочной маской — так ослепительно ярко светились ее страницы. Третью со всех сторон наглухо запечатали корешки.

— Прямо-таки удивляешься некоторым издателям. — Пенни покачал головой, и они пошли дальше.

Это напоминало экскурсию по шоколадной фабрике с Пенни в качестве Вилли Вонки. Младшие библиотекари в таких же, как у него, рясах, а многие и с золотыми руками, шмыгали мимо, почтительно кивая ему.

— Внизу, в катакомбах, у меня еще одна уникальная коллекция: задуманные, но так и не написанные романы.

— И мой тоже там? — просветлел Элиот. — Можно посмотреть? Это нечто особенное, уверяю тебя.

— Поищи, если хочешь. Я свой так и не нашел, там такая неразбериха. А вот еще одна наша достопримечательность.

Единственный стеллаж вдоль задней стены этой комнаты оказался практически безразмерным. Пенни нажал на одну из полок, и она стремительно поехала вбок, как конвейер, в то время как верхняя и нижняя остались на месте. Плам вспомнились механизированные вешалки в химчистке. Пенни нажал на что-то еще, и весь стеллаж, полка за полкой, помчался вверх.

— Что это? — спросила Плам.

— Книги для всех. Вернее, про всех.

— Как это?

— Сейчас найду наши. — Определив каким-то образом нужную полку, Пенни остановил стеллаж. — Это книги жизни — у каждого человека такая есть. Вот наши, все на одной полке.

— Шутишь, — недоверчиво сказал Квентин.

Но Пенни, как успела заметить Плам, никогда не шутил.

— Вовсе нет. Вот книга Плам. — Его палец уперся в сливовую,[28] что логично, суперобложку. — А это моя. — Большого формата, но тонкая, в светлом кожаном переплете. На корешке простым шрифтом сансериф значится его имя.

— Но почему они стоят рядом? Не говори только, что мы поженимся.

— Не знаю, почему. И никто не знает.

— Твое второе имя действительно Шредер? — Элиота это, похоже, удивило больше всего.

— Ты хочешь сказать, что здесь имеются книги обо всех, кто когда-либо жил на свете.

— Только о тех, кто живет сейчас. Книга появляется, когда человек родится, и исчезает, когда он умирает. Этот стеллаж простирается на много миль во все стороны и, вероятно, выходит в какое-то отдельное субизмерение. Не знаю, куда деваются книги умерших, — может, продаются как уцененные.

Смотрите-ка, пошутил. И сам же хихикнул.

— А о чем они?

— О жизни, естественно. Вот двухтомник Элиота, а вот твоя. — Пенни положил руку на синий, пухлый как словарь томик с золотым именем Квентина на корешке. — Что? Не так соблазнительно, как ты думал? Я свою ни разу не открывал.

Плам сняла свою книгу с полки, подержала в ладони. Желание заглянуть в нее было почти непреодолимым… почти.

— Всю жизнь пытаешься разобраться в себе, понять, для чего живешь, — и вот пожалуйста, все черным по белому, — сказал Пенни. — В некоторых даже указатели есть, а у Квентина, например, алфавит.

Он нрав: по обрезу косой лесенкой проделаны лунки с буквами. Как в настоящем большом словаре.

Квентин нехотя вернул свою книгу Пенни.

— Мне, как я понимаю, полагается писать ее, а не читать.

Пенни довольно бесцеремонно запихнул ее обратно на полку. Плам, переборов соблазн, поставила свою рядом. Прожив свою жизнь до конца, она и так узнает, в общем и целом, что содержалось в книге.

— Погодите, — сказал Элиот, — это порождает много вопросов. Что ж у нас, собственной воли нет? И что будет, если сжечь чью-то книгу, — умрет человек?

— Проходим дальше, — позвал Пенни из коридора, — мы еще далеко не все осмотрели. Я думал, вы торопитесь.