Земной круг

Саума видел живую лазурь Неаполитанского залива.

В Неаполь путешественник прибыл в то время, когда корабли Иакова Арагонского столкнулись с неаполитанским флотом в жестоком сражении в виду самого Неаполя.

Затем верхом на коне, подаренном ханом Аргуном, уйгур Саума въехал в ворота вечного города Рима. Там он узнал о смерти папы Гонория Четвертого. Двенадцать кардиналов в огненного цвета одеждах выслушали рассказ приезжего о землях монголов, тюрок и китайцев.

Дивился Саума и виноградным полям Тосканы, по землям которой ехал к Генуе. Генуэзцы с почетом встретили гостя из Ханбалыка. К тому времени они уже знали дорогу к богатой Каффе на Черном море, откуда начинался путь в глубины Азии — на Волгу, Яик, Ургенч, Или, Желтую реку до самого Ханбалыка. В первое свое путешествие, совершенное вместе с Маркосом, Саума ознакомился с восточной частью этого пути, когда шел от Желтой реки до Амударьи.

Жителям Генуи было о чем расспросить и старца Сауму, и Фому Анфузского — Банхринуса, Угето — толмача, «знатного мужа Сабадина», и других спутников посла-уйгура. Ведь в то время при дворе хана Аргуна жили генуэзцы. В их числе находился ханский телохранитель Мусхэрил-Хурчи, «Мусхэрил, Носитель лука», — так называли его монголы.

Это был Бускарель, тесно связанный с торговым домом Иакова Гизульфо в Генуе и принимавший деятельное участие в делах этой фирмы. Возможно, именно Бускарель, отложив в сторону свой перевитый жилами лук и колчан с выточенными из березы стрелами, однажды написал от имени генуэзцев проект, поданный Аргун-хану.

Проект предлагал монголам захватывать торговые корабли на морском пути из Индии в Египет и заворачивать их к Ормузу. Через Ормуз генуэзцы надеялись перевозить в Индию дорогих азиатских коней, а из Индии — получать индиго и другие товары.

При жизни Аргун-хана, — следовательно, не позже 1291 года, — генуэзцы уже построили две галеры. Их собирались отвести в Басру и Ормуз для крейсерской службы на морских путях в Индию. Но среди генуэзцев начались раздоры, и это помешало завершить начатое дело.

Бускарель де Гизульфо лично знал Сауму. Носитель лука присутствовал однажды на богослужении, которое Саума совершал в походной часовне самого хана Аргуна.

Во время пребывания Саумы в Генуе родные и знакомые Бускареля могли расспрашивать монгольских послов о том, как живет их земляк, телохранитель Аргун-хана. Впрочем, Бускарель вскоре получил возможность побывать на своей родине.

От башен Генуи посольство Саумы двинулось в Ломбардию.

И вот настал день, когда Саума и его спутники вступили в Париж. Гордый король Филипп Красивый встал при появлении уйгурского странника, когда королевские «эмиры» ввели его в дворцовые покои.

Больше месяца провели в Париже азиатские послы. Их водили в школы, где юноши изучали богословие и учение о звездах.

А однажды сам король показал гостю ларец из берилла редкостной красоты и прозрачности.

Из Парижа старый уйгур поспешил в Бордо, где в то время находился Эдуард Первый, король английский, в свое время совершивший путешествие в Палестину. Представляясь королю, «послы, прибывшие с восточных морей», заявили о желании монгольского хана Аргуна идти на завоевание Палестины и Сирии.

Король Эдуард, вспомнив дни, проведенные в Иерусалиме, обрадовался словам Саумы и принял из рук послов грамоту монгольского хана.

Зиму 1287/88 года уйгурский путешественник решил провести в Генуе, но новый папа, Николай Четвертый, поспешил вызвать Сауму в Рим. Он отвел гостю удобные покои и стал всячески ублажать приезжего из далекого Китая. Наверно, уже тогда у папы зародилась мысль превратить монгольского императора в своего духовного сына.

Папа не хотел отпускать от себя Сауму и предлагал ему навсегда остаться в Риме, но престарелый уйгур вернулся ко двору монгольского хана Аргуна.

Так закончились скитания Саумы. Он проехал на кыпчакском скакуне по полям Европы, взбудоражил своими рассказами воображение пытливых генуэзцев, римлян и парижан. Одежду старца, достигшего излучины Гаронны, шевелил ветер, летевший с Атлантики.

Оставшись наедине с собой в келье, старец Саума привел в порядок записи о своих путешествиях. Писал он по-персидски. Заметки эти до нас не дошли, но легли в основу сочинения неизвестного сирийца — современника Саумы и Маркоса. Сириец написал книгу «История мар Ябалахи III и раббан Саумы». Русский перевод «Истории» появился лишь в 1958 году. Эта книга дала нам возможности для новых разысканий, сопоставлений и догадок.

Звенья единой цепи

Саума возвратился из Рима в 1288 году, а весною следующего года ему пришлось немало потрудиться. Без сомнения, как посол он принимал участие в составлении письма Аргуна к Филиппу Красивому — огромной грамоты длиною в шесть с половиной футов, написанной по-монгольски, но уйгурскими буквами. На ней трижды оттиснута киноварная почать Аргуна.

Мусхэрил-Хурчи (Бускарель) взял с собой этот свиток и двинулся по следу Саумы в Рим и Париж.

В Риме генуэзец представлялся папе.