Зенитчик-2

К двенадцати часам, передовые части корпуса выбили немцев из какой-то деревеньки и собрались двинуться дальше, но тут немцы подтянули к месту прорыва танковую дивизию и сами перешли в контрнаступление. Как говорил один известный персонаж: «Дивизия — во! Правда, не цельная». Но от этого немцы дерутся не менее яростно. Вместо решительного прорыва и стремительного продвижения вглубь вражеской обороны с выходом на оперативный простор, завязался встречный бой с большими потерями, как для нас, так и для фрицев. И еще одно отличие. В сорок первом от таких налетов наши части боеспособность потеряли бы почти полностью, по крайней мере, наступать под такими интенсивными ударами авиации уж точно не смогли, а сегодня, хоть и медленно, но идем, идем вперед.

В этих боях немецкая штурмовая авиация работала прямо по полю боя, в глазах уже рябило от этих «юнкерсов» и «фоккеров». Отбомбившись или отстрелявшись, последний немецкий самолет выпускал, перед уходом, красную ракету. По этому сигналу тут же начинали атаку танки и пехота. Пару раз я уже решал, что пора вскрывать укупорки с бронебойными, но до стрельбы по наземным целям так и не дошло, зато в воздухе этого добра хватало. Ближе к вечеру пожаловали очередные незваные гости.

— С тыла заходят!

Обычно немцы пикировали со своей стороны фронта и, освободившись от бомбового груза, шли на второй заход, пуская в ход пушки и пулеметы. Еще дважды они выбирали целью нашу батарею, но нам пока везло — все машины были на ходу, все орудия продолжали вести огонь. Обернувшись на крик, я увидел черные точки, которые быстро росли в размерах, постепенно превращаясь в хорошо знакомые силуэты. Установки прицела менять некогда.

— По пикировщикам! Длинными!

Орудие развернулось на сто восемьдесят градусов, ствол дернулся чуть выше.

— Огонь!

Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Зачастили зенитки. Трассеры, казалось как-то неторопливо, потянулись к «юнкерсам». Самолеты прошли буквально в трех сотнях метров от нашей позиции и я с удивлением увидел, что бомб на внешней подвеске у них нет. Зато из двух контейнеров, подвешенных под крыльями рядом со стойками шасси, торчали длинные стволы приличного, должно быть калибра. Перейдя в планирование под небольшим углом, «штуки» начали обстреливать танки, норовя зайти с кормы и всадить снаряд сверху в решетку моторного отделения. Танки маневрировали, уклоняясь, и с первого захода фрицы результата не добились.

На втором заходе один из наших трассеров коснулся корня крыла самолета, сверкнула яркая вспышка и «юнкерс», перевернувшись через крыло, с грохотом воткнулся в землю. Рванул авиационный бензин, черно-оранжевый шар взметнулся в небо, постепенно переходя в столб черного дыма. Однако и у нас один из танков застыл неподвижно. Один — один.

Этот налет был последним, поле боя укутывала спасительная темнота.

— Отбой!

Я опустился на землю там, где стоял, привалившись мокрой от пота спиной к колесу орудия. Шевелиться не хотелось, совсем. Как и думать. Наступило полное опустошение. Остальные последовали моему примеру, только наводчики остались сидеть в своих креслах.

— Повоевали, — высказался кто-то из наших «дедов».

— А что? — откликнулся Ложкин. — Три достоверно сбитых за один день. Комбат может себе еще одну дырку крутить.

— И себе не забудь. Или фрицев попроси, они тебе точно дырку провертят, — я не удержался и подколол младшего сержанта.

Подошел взводный. Тоже на ногах еле держится. Вот вроде и обоймы со снарядами мы не таскали, и даже маховики наводки не крутили, а вымотались, будто вагоны с цементом без перекуров разгружали. Видимо, сказывается нервное напряжение.

— Как дела? Сиди, сиди, — махнул рукой Сладков на мою попытку встать.

— Все в порядке, товарищ лейтенант. Потерь нет, орудие исправно. Сейчас отдохнем и приведем его в порядок.

При этих словах по расчету прокатилось нездоровое бурчание. Казалось, что никакая сила не сможет оторвать от земли и заставить ворочать банником. Но это только казалось, минут через десять придут в норму и мы все сделаем.

— Только снарядов осталось всего полтора ящика.

— Снаряды скоро должны привезти.

Значит, кроме чистки еще и разгрузка тяжеленных укупорочных ящиков предстоит. Я мысленно застонал.

— Товарищ лейтенант, а кухня когда будет? — интересуется Тимофеев.

— Не знаю, — пожимает плечами Сладков. — Тылы отстали, сами видели что творилось. Ладно, отдыхайте, я — к комбату.

Он ушел, а мы остались изгонять из себя, накопившуюся за трудный день усталость. День закончился, но впереди был еще вечер, потом ночь. А потом будет еще один день, и еще… Если будет…

Короткая июльская ночь пролетела незаметно. Кажется, только закрыл глаза, а тебя уже пихают в бок.

— Подъем.