В город удавалось выйти еще несколько раз, но уже наступил ноябрь, начались дожди, похолодало, потом пошел снег, Львов потерял значительную часть своего осеннего очарования. В конце ноября Вову перевели в батальон выздоравливающих, выдали, наконец, обмундирование. Больше всего проблем доставила очистка левого сапога от запекшейся крови. Батальон располагался тут же в монастыре. Основная задача заключалась в снабжении дровами. Большое каменное здание отапливалось печами, а поскольку с дровами была проблема, в нем было, мягко скажем, холодновато. Помаявшись с месяц, Вова сам пришел к кадровику.
– Направьте меня обратно в бригаду.
Капитан в мешковатой гимнастерке, скрывающей солидное брюшко, спросил фамилию и, покопавшись в своих бумагах, возразил:
– Рано тебе еще.
– Да надоело здесь, у себя в части быстрее долечусь.
– Да где она сейчас, твоя часть? Если хочешь, могу на пересыльный пункт отправить.
– Не, – не согласился Вова, – выписывайте меня обратно, есть же приказ танкистов в свои части отправлять.
– Так ты же не танкист!
– Раз в танковой бригаде служу, значит, танкист. Выписывайте.
– Ну как хочешь.
На следующий день, еще слегка прихрамывающий Вова заявился в комендатуру. Там про бригаду тоже никто ничего сказать не мог, ефрейтора Лопухова направили в Тарнобжег с туманным напутствием «там найдешь», конспираторы хреновы. Полторы сотни километров он преодолел за четыре дня, в дороге малость поиздержался и в местную комендатуру прибыл немного потрепанным и сильно голодным. Как и ожидалось, вся танковая армия была расквартирована в окрестностях городка. Поздно вечером он, наконец, добрался до штаба бригады на попутке, а там уже и до автороты недалеко.
Вовиному появлению народ искренне обрадовался, за три месяца, что он отсутствовал, армия находилась в резерве, других потерь не было. Кальмана на месте не было, ушел к танкистам обмывать ордена, полученные за Сандомир, поляну накрыли без него. Вскоре сытый и пьяный Вова почувствовал себя дома, насколько это применимо к дому польского крестьянина и компании суровых, промасленных и прокуренных мужиков. К полуночи появился ротный пьяный и очень злой, всех полезших к нему с вопросами послал на хрен. Часам к двум ночи собравшиеся расползлись, не все, правда, некоторые выпали из реальности, не выходя из-за стола.
Утро было тяжелым. Вова сполз с лавки, на которую не помнил, как попал ночью, во рту будто кошки нагадили. Пошарил по столу в поисках опохмелки, но ничего не нашел, все вчера выжрали боевые товарищи. Матюгнувшись, выполз во двор, хватанул тяжелого сырого снега, протер лицо и отправился к забору снять тяжесть с души. Удачно вернулся, главное, вовремя…
– Машины свободной сейчас нет.
Опухший, с красными глазами, капитан в надвинутой на глаза шапке поморщился, как от зубной боли.
– Пойдем вперед, первый трофей – твой. А пока вон ремонтникам помоги.
– Есть помочь, – согласился Вова.
– Дуй к старшине, вставай на довольствие, пока еще я ротой командую.
Прежде чем отправиться по адресу, Вова решил задержаться, всех интересовали подробности вчерашней гулянки у танкистов, тем более что кое-какие слухи уже дошли до автороты.
– Да нормально сидели, – нехотя кололся Кальман, – потом парторг приперся.
Штабного парторга в бригаде не любили, хотя больших пакостей он вроде никому не делал. Зачем нужен при штабе целый капитан, партийные бумаги перекладывать?
– Ему штрафную налили, потом еще. Никто и не заметил, как он окосел. А потом он мне заявляет: «Ты здесь сидишь, а все твои соплеменники на Ташкентском фронте отсиживаются».
Слушатели напряглись, горячий нрав ротного все знали не понаслышке.
– А дальше чего было?
– Ну я и ляпнул, что мои хоть у немцев в карателях и полицаях у немцев не служат. Пьяный был.
Парторг был чистокровным украинцем с Полтавщины. Народ напрягся еще больше.
– А он?
– За кобуру схватился.
– А ты?
– Я тоже. Но тут танкисты вмешались, парторгу в морду дали и на улицу выкинули.
– И что теперь? Парторг этого просто так не оставит.
– Да знаю. Поживем – увидим.
Ко всеобщему удивлению, никаких оргвыводов не последовало, историю с разбитым партийным лицом бригадное начальство решило замять. Наступление на носу и именно этим капитанам танки вперед вести, а партийный при штабе останется.
Вовин ППШ, с которым он был неразлучен полтора года, остался у подобравших его танкистов. Вместо автомата ему выдали новенький карабин образца текущего года с неотъемным штыком. Собственно, ничем кроме этого штыка, да еще нескольких мелких деталей, этот карабин от прежнего не отличался. Руки сами вспомнили, куда обойму вставлять и как затвор вынимать, хотя было бы что вспоминать. Еще одну тенденцию последней фронтовой моды подметил Вовин глаз – шоферы начали носить танковые шлемы, тем самым подчеркивая принадлежность к уважаемому роду войск.