Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец

Вова не понял, что за «лихтарик», а Михась уже протягивал ему черную «жужелицу». Вот скотина, боится сам лезть, хочет фонариком отделаться. Узкая каменная лестница вниз. Зажужжал фонарь, тусклый свет выхватил сидящих у двери. Подвал был забит плотно. Даже тени от фонаря и исказивший лицо страх не смог скрыть красоты блондинки, сидевшей в полутора метрах от двери. Немка вздрогнула, спрятала лицо в ладонях. То ли от света пряталась, то ли от Вовиного взгляда. «Небось, подумала, что я ее прямо здесь разложу». Сзади продолжал что-то лепетать старик, проем закрывал Михась с ППШ наготове. Жужжа фонарем, Вова двинулся дальше. Женщины, дети, старики и старухи. Страх и обреченность. Никого, кто бы хоть отдаленно тянул на призывной возраст или хотя бы «гитлерюгенд».

Щелкнул предохранитель ППС. От этого оружейного звука дрогнули сидевшие в луче света. Пробираясь обратно, Вова не удержался, задержал световое пятно на красивой немке у входа. Та сжалась, одновременно пытаясь натянуть подальше юбку. Противно стало, Вова с облегчением выбрался из подвала. Бросил старику в проеме:

– Закрывай!

Тот замер, переваривая информацию на незнакомом языке, Лопухов сам прикрыл дверь, сунул Михасю фонарик.

– Пошли.

– А гарна баба.

Вова резко развернулся.

– Та ни, ни я ничого…

– Шевелись давай, мародер. Востриков, пошли.

Доложив капитану о выполнении первого задания, ефрейтор Лопухов тут же получил второе.

– Поступаете в распоряжение санинструктора, будете раненых выносить, когда вперед пойдем.

Санинструктор пополнению обрадовался. Забрал себе Вострикова, Лопухов с Михасем должны были работать во второй паре.

Снаружи загремело, грохот взрывов закладывал уши, с потолка посыпалась штукатурка. Потом снаружи заскрежетали гусеницы.

– Пошли!

Санитары выбрались из подвала. Первого раненого подобрали в полусотне метров от подвала, где прятались. Санинструктор быстро, чувствовался немалый опыт, его перевязал. Вова с Михасем взгромоздили на плащ-палатку и потащили на сборный пункт. Второй раз они нагнали роту, когда та ворвалась внутрь большого мрачного здания.

– Где вторая рота?

Чумазый солдат указал на широкую монументальную лестницу. По ней пробрались на второй этаж. Где-то справа шла отчаянная стрельба, туда и двинулись, полагая, что там точно без раненых не обошлось. Михась, пригибаясь, нырнул в дверной проем. Вова задержался буквально на пару секунд. Взрыв отшвырнул его назад, головой он приложился об пол, выручила каска. Сознания не потерял, но в голове шумело, в ушах стоял звон, мысли текли медленно, а руки и ноги были словно ватными. Автомата нигде не было, видимо, выронил при падении, и его завалило отвалившейся штукатуркой. Лопухов двинулся вперед к посеченному осколками дверному проему. Следующая комната, видимо, была каким-то залом. Окна были выбиты, массивная мебель из темного дерева была поломана и разбросана взрывом.

«Фаустпатроном хренанули, сволочи». В паре метров от входа лежал Михась. Не повезло мужику, не дождутся его дочки новых платьев. В дальнем конце зала кто-то зашевелился. Из-под лежащего на боку кресла выбирался немец. Его форму Вова сразу узнал – в такой же ходил по Берлину Штирлиц, только у этого эсэсовца форма была рваная и грязная, а фуражку он где-то потерял. Немец тоже разглядел Лопухова и потянулся к кобуре. Вова подошел к Михасю и вывернул из-под трупа ППШ. Эсэсовец, стоя на коленях, уже палил в него из маленького пистолетика, но руки у него тряслись, расстояние для такого несерьезного калибра было великовато, и он все время мазал. Звук выстрелов с трудом проникал в Вовины уши сквозь звон и гул канонады. Он проверил затвор, убедился, что в диске есть патроны, и направил дырчатый кожух на черномундирного. Тот лихорадочно пытался запихнуть в рукоять пистолета новый магазин. Лопухов врезал от бедра, компенсировав неприцельность длиной очереди. Попал в голову. Не эстетично получилось, но Вове было не до красоты – мир вдруг стремительно понесся в его глазах, и он осел рядом с убитым Михасем, рядом лег потертый ППШ с пустым диском.

Глава 12

Победу Вова встретил в госпитале, где и провалялся до конца мая. Слух понемногу восстановился, голова кружиться перестала, и, сочтя, что дальнейшая поправка лопуховского здоровья может проходить и за госпитальными стенами, его выписали. Бригаду Вова нашел уже возле Праги. Сначала заглянул в автороту, запоздало отметив Победу, потом по старой памяти заглянул к штабным.

– Вернулся?

– Вернулся. А пэпээс в Берлине остался.

– Ну и бог с ним, твой-то карабин я сохранил.

Вова осторожно опустился на лавку рядом с Ерофеичем.

– Хорошо приложило?

– Есть немного. Очухаюсь маленько и опять на машину сяду, Кальман обещал.

– Я же говорил, везучий ты. А с Дормидонтовым что?

– Даже до передовой не дошел. Ранили его в первый же день. Пулей в жопу. Визгу было… В госпиталь увезли, не тонет дерьмо-то.

Старшина согласно кивнул головой.

– А я вот на дембель собираюсь, увольняют скоро старшие возраста.

– Пора бы уже.

– Подожди, я сейчас.