Зеркальные миры. Хранители Эрохо

Амари стиснул зубы, когда «морок» обвил его ноги; попробовал сопротивляться, но с подобным рвением мог бы плясать в трясине. Туманное щупальце скользнуло выше, сжало пояс, а потом и грудь; дышать стало тяжелее. Вырвавшийся из легких хрип оцарапал горло; туманный враг ощетинился острыми пластинами.

«Почему я не взял шпагу?.. Теперь даже вскрикнуть не выйдет, – судорожно билось в голове. – А виновен во всем Керво. Конечно, кто же еще…»

В глазах потемнело. В висках забилась кровь, и ее удары становились все тише.

Глава 7

– Сударь, выпейте, – Карлос протянул кубок. Он мог бы улыбнуться ободряюще или даже посочувствовать, если бы сидевшему перед ним юноше это помогло. В необходимости проявлять эмоции Карлос сильно сомневался. Младший сын Алонцо отчего-то считал чужое участие демонстрацией собственной слабости, потому управляющий решил оставаться спокойным, обходительным и отстраненным.

– Ммм? – простонал принц Рейес, не открывая глаз.

Странно, что он вообще смог произнести хоть слово со столь жуткого похмелья. Почитай, еще с Омеро ехал, едва в седле удерживаясь, а когда спешивался, чуть не свалился. Зыркал на всех как на врагов последних, хотя… Знавал Карлос его папеньку Алонцо. Если сынок в отца пошел, то чужая забота ему уж точно не по сердцу пришлась. Хотя какой уж там пошел… не родит груша гранатов, хоть и цветет, бывает, розовым цветом: внешне на короля принц не походил совсем.

– Настойка, сударь, – Карлос замешкался, но все же добавил: – С перепою помогает.

Рейес состроил высокомерную гримасу, поджал губы и наморщил нос, но питье принял и влил в себя с завидной быстротой.

Карлос забрал кубок, снова наполнил, сокрушенно покачав головой. Он сильно сомневался, что с южного вина – даже если совершенно забыть о чувстве меры – можно так выглядеть. У Хайме плохой выпивки с роду не водилось, а в подвалах родного особняка – тем более. Выходило, опоил принца либо собутыльник, либо кто-то из сидевших рядом завсегдатаев. Отравы в кубок кинуть недолго, а юный выпивоха вряд ли видел дальше собственного носа.

– Еще, сударь, – не принимая возражений, проговорил Карлос.

Принц с трудом приоткрыл веки, взглянул налитыми кровью глазами, но питье снова принял.

– Благодарю, – прохрипел он и повалился обратно в кровать.

Карлос кивнул: проявлять вежливость принц готов был всегда. Кто-то внушил ему, что слуг благодарить не зазорно, вот он и не стеснялся, но только искренности в его словах не чувствовалось. Да и впечатление создавалось, будто скрывался он за общими фразами как за стеной, стараясь спрятать ото всех себя настоящего. А какой он настоящий? Вряд ли даже сам знал. Хотя Карлосу по большому счету было все равно, лишь бы гость герцогу вреда не причинил.

– Вчера…

Карлос всегда считал, что с легкостью краснеют только рыжие, но принцу это удавалось с легкостью.

– Разве что-то произошло? – удивился Карлос и пожал плечами. – Вы, сударь, приехали вместе с Омеро; мне показалось, были чем-то недовольны; затем поднялись к его светлости, а после отправились в свою комнату.

Принц вздохнул с облегчением, Карлос – тоже. Он искренне считал благом попойку младшего Рейеса: на похмелье чего только не спишешь, в том числе алые пятна на шее и синяки по всему телу. Надо лишь упомянуть, что, добираясь до своих покоев, его высочество оступился и пересчитал несколько ступеней.

***

Несмотря на возражения Карлоса, Амари поднялся после обеда и приказал седлать Злата. Конь при виде хозяина счастливо всхрапнул и ткнулся мордой в плечо, мягко, но настойчиво прихватив губами камзол, аккурат там, где было спрятано припасенное угощение. Амари поворошил отросшую гриву:

– Вот ведь хитрюга, учуял, – он потянулся за лакомством, преподнес на раскрытой ладони и почти счастливо улыбнулся, почувствовав мягкие осторожные прикосновения лошадиных губ. Злат с удовольствием хрустел яблоком, нетерпеливо переминался с ноги на ногу и был не прочь прогуляться.

День искрился синью умытого неба; солнечные лучи, отражаясь в окнах особняка, осыпали черные плиты расколотой радугой. Неожиданно один из отблесков упал на лицо, Амари резко вскинул голову, но никого не увидел: видимо, прислуга проветривала комнаты, только и всего.