Зеркало для Марины

Я не знал, что делать. Что искать? Ободок для Джены? Я с улыбкой представил, как возвращаюсь с ободком, а она, оказывается, предпочитает броши.

А ведь я не смогу вернуться с чем-то вещественным. Мысль эта поразила меня — я ничего не принесу отсюда. Кроме одного — информации. Но какой? Ценник на бижутерию? Лица людей? Расположение стоек? Я не знал.

Женщина, хватавшая ободки, повернулась ко мне:

— Вы выбираете? Нет? Позвольте, — она повела рукой, показывая, что хочет перейти к новой стойке, и заодно отстраняя меня. Иллюзия сходства с Настей пропала — голос был визгливым и истеричным. Спросить у нее?

— Скажите, что мне нужно найти? — я и сам не верил, что задал такой глупый вопрос.

Она, казалось, не нашла его странным.

— Зависит от того, что вы ищете. И для кого?

Я немного замешкался и она продолжила:

— Если вы ищете подарок, попробуйте браслеты. С ними трудно ошибиться, — глазами женщина показали в сторону стоек, увешанных кругляшами из искусственных камней, проволоки и стекла.

Я подошел и взял один. Цвет граната, кроваво-темный. Повертел в руках. Пластик покорно защелкал. Что дальше? Сколько можно разглядывать бижутерию? Я со злостью сунул его обратно на штырек, отчего соседний браслет слетел к моим ногам.

Я нагнулся. Бледно-синий, наверное, это называется бирюзовый. Подняв беглеца, я машинально вгляделся в ценник. На пустой картонке было выбито лишь одно слово:

GEFUND

В школе очкастая немка читала вслух. Тогда, в седьмом классе, само по себе слово, его произношение, казалось дико смешным. Может, потому я и запомнил перевод.

НАШЕЛ

Раздался треск — одновременно со всех сторон. Содержимое магазинных стоек начало рушиться на пол, гремело по плитке и разлеталось в стороны. Стойки, а вслед за ними и стены, начали складываться сами в себя, а через несколько секунд эта же участь постигла и весь торговый центр. Я оказался в пустоте, окруженный темнотой. В ушах эхом еще трещало и шуршало, но уже послышался новый вук. Песня ветра вновь зазвучала. Через мгновение меня вынесло к берегу растрепанной кровати.

— Вернулся? — глаза Джены светились, по губам перекатывалась легкая улыбка. Гордость, гордость за меня, сумевшего, и за нее, воплотившую, — вот что это было.

Вика, сидящая в ногах Джены, протянула чашку чая. Я отхлебнул, чуть поморщился от жара.

— Ну, если вернулся, давай еще попробуем, — ухмыльнулась Джена и, не обращая внимания на вытаращенные глаза Вики, вновь зашвырнула меня в другую часть реальности.

Так продолжалось до ночи — пока Джена и я не начали дрожать от усталости, языки наши заплетались, а мысли смешались. Когда я допускал ошибки, она выдергивала меня из видения, и потом я лежал на скомканной простыне, вспоминая подвалы или пустыни, исковерканные лабиринты или зеркальные пространства, где только что побывал.

В этот и другие дни тоже мы с Викой уезжали поздно. За окном струились фонарные нити, а я уже не мог распознать — видение это или нет. Как-то раз я попал в эту ловушку — Джена показала комнату, в которой проходили занятия. А я принял это за настоящее.

— Но как, как бы я распознал правда это или нет?! — прокричал я, уставший и истерзанный от прыжков из стороны в сторону.

— Должен был почувствовать, — спокойно, но тоже устало отвечала Джена. — Ощутить подлог, понять что где.

Я психовал, вскакивал, потом, ощутив в теле тяжесть ее взгляда, ложился и вновь ждал. Ждал, когда меня закинут куда-то, где я не буду знать — что лево и право, где верх или низ, куда идти и как оттуда вернуться.

Вика ощущала эту усталость и потому стала моим поводырем. Она усаживала меня в машину, раздевала на пороге квартиры, мягко подталкивала в сторону ванной. Помню, однажды она чистила мне зубы. Тело было опустошено, руки едва держали столовые приборы, а в голове только и крутилось: «все ради Марины, все для нее». Я падал в кровать в страхе вновь очутиться в каком-нибудь видении, и лишь тепло Вики позволяло уцепиться за этот мир.

На пятый или шестой день, после очередной ошибки (нужно было понять, где настоящий мир, и это почему-то давалось труднее всего) я заорал:

— Твою мать, что мы делаем?! Почему мы не ищем мою дочь, а занимаемся херней??? — Джена подняла глаза и я поспешил обезопасить себя все тем же криком, — И не надо на меня смотреть! Хватит, насмотрелись! Где результат? Что с того, что я вконец запутался?!

Я стоял посреди комнатушки. Джена, как обычно, лежала, а Вика выглядывала в окно. Обернулась на крик, шагнула ко мне, но я махнул рукой — злобно, ненавистно, отсекая любое движение.

Вики не стало. Просто — только что делала шаг и тут же перестала быть. Глаз, запоздалый прибор, успел показать лишь ореол вокруг человека, еще мгновение назад бывшего здесь.

— Что… Где она?

Я оторопело повернулся к Джене. Та кривила потное лицо в улыбке.

— Что ты лыбишься? Где Вика?

— Там, куда ты отправил.

— Что значит?.. Никуда я ее не отправлял! Верни! Быстро!!! — голос мой срывался на истеричный визг. Я был напуган. Джена, наоборот, выглядела совершенно спокойной. Она изучающе оглядела меня с ног до головы.

— Ты готов. Полностью. Теперь можешь вернуть ее.

— Но как?