Зерно покоя

Преодоление языческих верований – идолопоклонства перед природой – привело к известному крену в сторону спиритуализма, отождествившего природное с греховным. Понадобились духовные прозрения Св. Франциска Ассизского и интеллектуальные усилия Св. Фомы Аквината, чтобы утвердить в христианстве значимость всей сферы природного как Божьего дара, а не источника греховных соблазнов. В стихах 3. Миркиной природа выступает как субстанция, через которую на человека воздействуют Божественные энергии. (Эта категория из богословия св. Григория Паламы мне представляется здесь в высшей степени уместной, ибо Бог не является человеку в Природе, но Божественная энергия может воздействовать на нас через природные объекты, оказывающиеся в этом случае символами Бога.)

В стихах Миркиной в качестве важной семантической единицы ее поэтического мира естественно выделяется лексическое сочетание «свет зари». Этот свет то прижимается к холму, то, одинокий и медленный, «натекает в душу». Вот это как бы распластывание света очень значимо, как символ сокрывшей Бога мглы.

Однако поиски устойчивой семантической структуры, хотя и помогают что-то увидеть в этих стихах, вряд ли приведут к открытию механизма, объясняющего секрет поэзии Миркиной.

Если и пытаться обозначить секрет этой поэзии, то он в одном – молитвенном даре, преображающем весь житейский и поэтический опыты, не заботящемся о выборе средств самовыражения.

Стихи Миркиной не носят четкого следа конфессиональной принадлежности – они, скорее, общехристианские. Но ведь и духовная поэзия Евангелия принадлежит всем, исповедующим Христа, а псалмы – это общее достояние христиан и адептов иудаизма. Может быть, наиболее прямо исповедание веры автора выражено в этих вот строках:

Царство ЕгоНе от мира сего.Сила ЕгоНе от мира сего.

Здесь – Ему воздух скупо отпущен.Нет, не всесильный, не всемогущий.Здесь – задыханья едкая гарь.Здесь – Он не царь.

Во главу угла здесь поставлены слова Иисуса: «Царство мое не от мира сего» (Иоанн 18; 36), усиленные вплоть до полного отрицания посюсторонней власти Христа. В этом можно увидеть духовную перекличку с Н. А. Бердяевым, писавшим, что Бог не управляет миром, а проявляется в нем. Духовная поэзия – это один из путей открытия своей связи с Богом. Судить ее можно лишь исходя из того, в какой мере она помогает читателю осуществлять эту связь. Каждый служит Богу соответственно особенностям своего дара. Поэт – не проповедник, не пастырь и не богослов, от него мы не ждем точных богословских суждений и руководства паствой.

В духовной поэзии главное – точность метафизического видения, которому подчинены все традиционные поэтические средства.

В нашей литературе этот жанр не то чтобы совсем не существовал, но не замечался критикой по вполне понятным причинам. Сегодня о нем можно и нужно говорить вслух. Поэзия Зинаиды Миркиной дает все основания, чтобы этот разговор начать и обозначить встающие при этом проблемы. Первая из них – соотношение духовной поэзии и поэзии как таковой. Права ли Марина Цветаева в том, что чистая поэзия несовместима с духовной? У Зинаиды Миркиной духовная поэзия четко преобладает над чисто поэтическим творчеством, но разве это идет в ущерб последнему?

Вполне естественно, что преодоление страстей и общее очищение, связанное с молитвотворчеством, есть существенное изменение состояния сознания, после которого трудновато вернуться в мир страстной поэзии, к эстетизации неподлинной красоты, которая не связана ни с истиной, ни с добром. Однако другое утверждение Цветаевой – о том, что духовная поэзия неминуемо не удовлетворяет требованиям поэтического мастерства или поэзии как чистого искусства, не согласуется с тем, что обнаруживает феномен духовной поэзии Миркиной: ее внимательное прочтение говорит о том, что эстетические критерии в ней не нарушаются, что автор свободно владеет формой классического русского стиха, тончайшей звукописью, что мы имеет здесь дело с подлинной русской поэзией.

Ю. Шрейдер. Из статьи «Свет глубин».

(Журнал «Литературное обозрение», № 11, 1990 г.)

Незримое присутствие

«Скала крутая посредине вод…»