Зернышки в кармане. … И в трещинах зеркальный круг

— Привет, Черри. Смотри, какую прелесть я купила в Мач-Бенэме на распродаже. К поперечному рисунку хорошо пойдут оборки, какие я сделала на териленовом платье.

— Должно получиться ничего, — одобрила Черри.

Глэдис поднялась, отдышалась.

— Нажила себе несварение желудка, — пожаловалась она.

— Нельзя тебе сгибаться вдвое сразу после ужина.

— Наверное, надо сесть на диету, — сказала Глэдис. Она опустилась на кровать.

— Что нового на студии? — спросила Черри, как всегда охочая до сплетен из мира кино.

— Ничего особенного. Правда, языками чесать не перестали. Вчера на площадку вернулась Марина Грегг — и тут же устроила кошмарную сцену.

— В смысле?

— Ей не понравился вкус кофе. По утрам, чуть попозже, на съемках всегда пьют кофе. Короче, она сделала глоток и говорит: вкус какой-то странный. Чушь, ясное дело. Никакого странного вкуса быть не могло. Кофе приносят в кофейнике прямо из столовой. Ей-то я, конечно, наливаю в специальную фарфоровую чашку, шикарную такую, не как у других, — но из того же кофейника. Так что ничего странного в этой чашке быть не могло.

— Нервы, наверное, — предположила Черри. — И что дальше?

— Да ничего. Мистер Радд быстро всех успокоил. У него насчет этого настоящий талант. Он забрал у нее кофе и вылил в раковину.

— Между прочим, довольно глупо, — медленно сказала Черри.

— Почему… что глупо?

— Если с кофе что и было не так, теперь об этом никто не узнает.

— Что могло быть не так? — с тревогой в голосе спросила Глэдис.

— Видишь ли, — Черри пожала плечами, — в коктейле у нее в день приема что-то оказалось, верно? Такую штуку можно провернуть и с кофе. Не вышло с первой попытки — вдруг выйдет со второй?

Глэдис поежилась.

— Уж больно не нравится мне все это, Черри, — сказала она. — Кто-то ведь на нее взъелся. Были новые письма с угрозами… а тут еще эта история с бюстом.

— С каким бюстом?

— Мраморным. В павильоне на съемочной площадке отстроили кусочек то ли австрийской усадьбы, то ли дворца. С каким-то смешным названием, Шотбраун, кажется. По стенам развешали картины, кругом фарфоровая посуда, мраморные бюсты. Этот стоял наверху, на полке, — видно, не затолкнули его назад как следует. В общем, по дороге прогромыхал тяжелый грузовик, и от тряски этот бюст слетел вниз — прямо на то самое место, где Марина сидит во время большой сцены с графом… не помню, как его. Размолотил это кресло вдребезги! Слава богу, что в это время не снимали. Мистер Радд велел не говорить ей об этом ни слова и притащил вместо разбитого другое кресло, а когда вчера она появилась и спросила, почему поменяли кресло, он сказал: то кресло, мол, было из другой исторической эпохи, а это к тому же лучше смотрится в кадре. Но больно не понравилось ему все это, точно могу сказать.

Молодые женщины переглянулись.

— Занятно, — медленно произнесла Черри. — И в то же время…

— Пожалуй, уйду я оттуда, из студийной столовой, — сказала Глэдис.

— Почему? Тебя-то никто не собирается травить или бросать мраморные бюсты тебе на голову.

— Так-то оно так. Да ведь иногда хотят угробить одного, а достается другому. Ни в чем не повинному. Как Хитер Бэдкок.

— Что правда, то правда, — согласилась Черри.

— Знаешь, — сказала Глэдис, — я тут соображала. Я ведь была в тот день в Госсингтоне, помогала с обслуживанием. И в тот момент была совсем рядом.

— Когда Хитер умерла?

— Нет, когда она расплескала коктейль. Все платье заляпала. А платье, между прочим, просто прелесть, нейлоновое, ярко-синее. Купила его специально для этого случая. И чудно все как-то вышло.

— Что чудно?

— Я тогда сразу и не подумала. А вот сейчас соображаю, и выходит чудно.

Черри выжидательно смотрела на нее. Она поняла, что «чудно» в данном случае вовсе не означает «весело» или «забавно».

— Господи, и что там было чудного? — категорично спросила она.

— Я почти уверена, что она сделала это нарочно.

— Нарочно пролила коктейль?

— Да. Разве это не чудно?

— На совершенно новое платье? Не верю.

— А я себе думаю, — продолжала Глэдис, — что Артур Бэдкок будет делать со всеми платьями Хитер? Это платье отчистится, и сомневаться нечего. Я бы могла низ отрезать, прекрасная вышла бы юбка. Как считаешь, Артур Бэдкок рассердится, если я попрошу, чтобы он это платье мне продал? Там и переделывать почти ничего не надо, а платье — просто залюбуешься.

— А тебе… — Черри заколебалась, — не будет в нем…

— Что не будет?

— Ну, все-таки в этом платье умер человек… да еще не своей смертью…

Глэдис уставилась на нее.

— Я про это как-то не подумала, — призналась она. На минутку-другую задумалась. Потом воспрянула духом. — Ничего тут такого нет, — сказала она. — Ведь когда подержанные вещи покупаешь, они часто после покойника, верно же?

— Да. Но это не совсем одно и то же.

— Это уж ты капризничаешь, — сказала Глэдис. — Синева такая, что глаз не оторвать, и вещь, видно, дорогая. А насчет этой чудной истории… — задумчиво продолжала она. — Завтра перед работой я, пожалуй, загляну в Госсингтон и перекинусь словечком с мистером Джузеппе.

— Это их итальянский дворецкий?