Зернышки в кармане. … И в трещинах зеркальный круг

— Вы хотели меня видеть?

— Я хотел задать вам несколько вопросов о вашем хозяине, точнее, вашем бывшем хозяине.

— Да, увы, — неубедительно согласилась мисс Гросвенор.

— Меня интересует, не заметили ли вы в нем каких-нибудь перемен в последнее время.

— Представьте себе, заметила. Да, заметила.

— Какие же?

— Так прямо и не скажешь… Вдруг начинал нести какую-то ерунду. Я и наполовину не могла поверить в то, что он говорит. Стал легко выходить из себя, особенно с мистером Персивалем. Не со мной, я, разумеется, никогда с ним не спорю, всегда соглашаюсь: «Хорошо, мистер Фортескью», — даже если он выдумывает бог знает что… то есть выдумывал.

— А он никогда… не пытался за вами приударить?

В ответе мисс Гросвенор прозвучало легкое сожаление:

— Чего не было, того не было.

— Еще один вопрос, мисс Гросвенор. У мистера Фортескью была привычка держать в карманах зерно?

Мисс Гросвенор выказала живейшее удивление:

— Зерно? В карманах? В смысле, чтобы кормить голубей или что-то в этом роде?

— Может, и для этой цели.

— Нет, такого за ним не водилось. Мистер Фортескью? Кормить голубей? Нет, исключено.

— А не мог ли ячмень… или рожь оказаться сегодня в его кармане по какой-нибудь особой причине? Скажем, образцы продукции? Какая-нибудь сделка, связанная с зерном?

— Нет. Сегодня днем должны приехать нефтяники из Азии, из фирмы «Азиатик ойл». И строители — президент компании «Аттикус билдинг»… Больше никого.

— Ну что ж… — Нил взмахнул рукой, давая понять, что разговор на эту тему окончен и мисс Гросвенор свободна.

— Ножки — просто загляденье. — Констебль Уэйт даже вздохнул. — И чулочки высший класс…

— От ее ножек мне никакого проку, — буркнул инспектор Нил. — Я с чем был, с тем и остался. Зернышки в кармане — что бы это значило?

Глава 4

Спускаясь по лестнице, Мэри Доув остановилась и выглянула в большое окно. Из подъехавшей машины выходили двое. Тот, что повыше ростом, повернулся к дому спиной и оглядел окрестности. Мэри Доув задумчиво смотрела на них. Видимо, это инспектор Нил и его помощник.

Она отвернулась от окна и взглянула на себя в массивное в полный рост зеркало, висевшее на стене, где лестница делала поворот… Она увидела хрупкую, подчеркнуто опрятную женщину с безукоризненно белым воротничком и манжетами на серо-бежевом платье. Каштановые волосы были разделены посредине, две блестящих тугих волны завязаны в узел на затылке… На губах — бледно-розовая помада.

В целом Мэри Доув осталась своей внешностью довольна. Она пошла вниз, и на губах ее поигрывала легкая улыбка.

Инспектор Нил, оглядывая дом, рассуждал про себя.

Хороша хижина! Тисовая хижина! О-о, до чего они лицемерны, эти богачи, до чего любят играть на публику! Он, инспектор Нил, назвал бы этот дом усадьбой. Он прекрасно знал, что такое хижина. Можно сказать, он вырос в хижине. Она стояла у ворот усадьбы Хартингтон-Парк, неуклюжей махины в греческом стиле с двадцатью девятью спальнями, которую впоследствии прибрал к рукам Национальный трест.[5] А маленькая хижина снаружи казалась милой и привлекательной, внутри же была сырой, неуютной и не соответствовала самым примитивным санитарным нормам. К счастью для родителей инспектора Нила, подобный порядок вещей им казался вполне естественным и справедливым. Хозяева не брали с них денег за жилище, а работа их заключалась лишь в том, чтобы по мере надобности отворять и затворять ворота. В округе водилось много кроликов, а иногда к ним в кастрюлю попадал даже фазан. Миссис Нил не пришлось столкнуться с такими радостями цивилизации, как электрический утюг, кухонная электроплита, вытяжной шкаф, холодная и горячая вода из-под крана и даже свет, включавшийся простым нажатием пальца. Зимой Нилы пользовались керосиновой лампой, а летом с наступлением темноты укладывались спать. Это были здоровые и счастливые люди, безнадежно отставшие от своего времени.

И когда инспектор Нил услышал слово «хижина», в нем проснулись воспоминания детства. Но этот дом, претенциозно названный «Тисовая хижина», принадлежал как раз к хоромам, которые возводят себе богачи, а потом называют их «нашим укромным уголком в деревне». Да и деревню инспектор Нил всегда представлял себе как-то иначе. Дом был солидным и мощным сооружением из красного кирпича, вытянувшимся не вверх, а в длину, с чрезмерным количеством фронтонов и множеством окон со свинцовыми стеклами. Сады были уж очень искусственные, надуманные, повсюду разбиты розовые клумбы, растут перголы, поблескивают прудики и, оправдывая название дома, живой изгородью теснятся аккуратно подстриженные тисы.