Zero. «Тихая» Швейцария

Вот уже много лет я живу в Париже, веду свой бизнес в области искусства, иногда в других областях, где есть возможность получить доход, и жизнь моя – жизнь холостяка. Разве можно жить с кем-то, ежедневно, и не быть искренним, пусть не всегда, но за редким исключением? У меня же все наоборот. Для меня искренность слишком дорогое удовольствие. Сам я с опаской отношусь к человеку, когда меня уверяют в искренности. Мой опыт говорил, что искренность, еще не гарантия правды, и я сам научился лгать, вернее меня этому научили. Ложь, бывает, необходима в моей деятельности. Солгал одному, тот солгал другому, и ложь прошла, потому что последний искренне верил в то, что говорил. Это давало возможность использовать человека вслепую, хотя он мнит себя игроком. Быть лжецом искусство, но и их надо уметь вычислять. Лжец соврав, проверяет вашу реакцию, глядя в лицо, чтобы понять, клюнули вы на ложь или еще надо что-то добавить. Те же, кто говорит правду не прибегают к дополнительным приемам, они верят, что им поверят на слово. Вот последним, мне чаще и приходилось прикидываться. Я в своей жизни двигался сквозь время, смотрел вокруг, запоминал, наблюдал.

Так в размышлениях о своем бытие, я становился у светофора. Рядом был «парковочный карман», где уже стояли автомобили. Мое внимание, по привычке смотреть туда, куда надо смотреть, привлек один автомобиль, темно-зеленого цвета, на заднем стекле которого, было наклеено «ароматы для дома» и указан телефон. Не знаю, продавали ли там действительно ароматы, но машина стояла там, где должна стоять в определенное время. Я запомнил номер телефона и поехал дальше. Припарковал машину возле галереи, что располагалась недалеко от центра, которая была уже час, как открыта. Это не ее открыли рано, это я позволил себе приехать поздно. Войдя внутрь, свернул направо, где за столом сидела моя помощница, Элен, она же директор, по образованию искусствовед, высокая, стройная женщина, и что-то просматривала в каталоге. Не задавая вопросов, чтобы не отвлекать ее от трудов праведных, я разместился рядом со столом на диване и окинул взглядом салон, больше никто из других моих сотрудниковв поле зрения не попал, но они были где-то здесь.

Элен подняла голову, посмотрела на меня и с ехидством поздоровалась:

– Добрый день.

– Доброе утро, – понял я ее.

– Это для тебя утро, – улыбнулась она и вернулась к каталогу.

Несмотря на дообеденное время, в галерее находилось несколько человек. Сама галерея состояла из двух залов: в основном, вдоль стен с потолка на бесцветных шнурах свисали полотна, которые отступали от стены на два-три сантиметра, и за счет этого создавалась иллюзия пространства и уюта, и малый зал с гобеленами и прочими видами мира искусств. Элен, просматривая каталог, тем не менее, успевала наблюдать за посетителями, что были в ее поле зрения, чтобы, по только ей понятному движению, прийти им на помощь.

Я обратил внимание на группу из трех человек: двое мужчин и одна женщина. Судя по моему опыту, это были иностранцы. Один из мужчин был седовлас, в строгом темном костюме, покрой которого указывал, что он не лишен тщеславия. Его спутники были одеты более просто: мужчина помоложе был в джинсах и куртке, дорогие ботинки. Мое же внимание привлекла женщина. Была она среднего роста в джинсах и в легком, свободно сидящем свитере, под которым я угадывал крепкие и манящие груди, что не возможно было скрыть одеждой, и узкую талию. Туфли на высоких каблуках делали ее еще выше и стройнее. Золотисто-каштановые волосы свободно спадали на плечи.

Пока я рассматривал их, старший посмотрел в нашу сторону, я понял его взгляд и бросив Элен: – Я сам, – направился к посетителям, чувствуя ее ехидный взгляд на своей спине, там же была женщина. Когда я к ним подошел, то седовласый, оценил меня взглядом своих темных глаз. Оба его спутника тоже смотрели на меня, но я пока на них не отвлекался, поняв, кто из них главный и представился: – Жан Марше, владелец этой галереи, – и обвел взглядом зал.

– Это надо полагать молодой художник, – не спрашивал, а утверждал седоголовый, не поворачиваясь к картинам, возле которых мы стояли. Голос его звучал спокойно, вежливо и даже как-то безразлично, давая понять, что за ним власть. Его поворот, как я заметил ранее, был движением незаурядного человека, знающего себе цену. Я мог не смотреть на картины, так как знал, где и что висит в галерее.

– Да, – подтвердил я его догадку, – это молодой французский художник Симон Фарер. Его отличает стиль – строгий и холодный. Он, обычно, любит изображать улицы, людей. Но обратите внимание, – повернулся я к картинам. – Во всей холодности красок, всегда есть место, где краска проявляется ярче, как бы требуя обратить на себя внимание, например этот луч солнца, – указал я на одну картину, – платье женщины на другой или книга, лежащая на парковой скамейке. Всеостальное, как бы служит фоном, этот контраст и привлекает. Это открытие в мире художников. Мы проводили его выставку и у меня с ним контракт.