Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

Секретарь безмолвно подошёл к дверям и, удостоверившись, что рядом никого нет, вернулся и почтительно сказал:

— Я весь внимание.

— Каким-то образом в Париже стало известно о нашей последней сделке… продаже партии зерна в Англию. Когда я говорю: в Париже, я имею в виду лавочников, ремесленников, этих крикунов стряпчих и всех тех, кто слоняется без работы, а следовательно, постоянно жалуется на голод… Я считаю поэтому целесообразным поторопиться с отъездом. К сожалению, сам я не успею закончить все дела, кое-что придётся поручить вам…

Лицо Гийома вытянулось.

— Простите, я хочу задать вам один вопрос. Считаете ли вы, что, оставаясь в Париже, я буду в безопасности?

— Вы не можете уехать, бросив все дела. Да и куда вы могли бы уехать?

— Да хотя бы к моему батюшке, в Бретань…

— Боюсь, что это невозможно. Осталось сделать ещё очень много. Этот проклятый адвокат Карно и его помощник Адора затягивают продажу моего особняка и имения в Провансе. Я не настолько им доверяю, чтобы разрешить закончить сделку без меня. Здесь нужен глаз да глаз… Я полагаю, что вы-то как раз и замените меня. Кстати, напрасно вы думаете, что в Бретани спокойно. И там бунтуют крестьяне…

Гийом молчал.

— Разумеется, ваши услуги будут оплачены в двойном, тройном размере…

— Я не сомневаюсь в вашей щедрости, господин Бианкур. Но боюсь, как бы моя жизнь не оказалась в опасности. Моё имя слишком тесно связано с вашим. Вы человек одинокий, вам трудно понять мои опасения. А у меня семья, жена, сын…

— С чего это вы взяли, что ваша жизнь в опасности?

— Сегодня никто не чувствует себя в безопасности. Ни для кого не секрет, что военная сила стала не очень-то надёжной. Рассчитывать можно лишь на иностранных солдат. Вы слышали, что произошло на днях в казарме Сен-Марсель?

— Нет, не слышал.

— А вот послушайте… Несколько рот национальных гвардейцев, недовольные тем, что их заставляют идти против «французского народа», как они выражаются, самовольно ушли с постов. Несмотря на то что офицеры пытались их удержать сначала угрозами, потом добрыми словами, они отправились в кафе на улице Вожирар и продолжали там разглагольствовать. Узнав, кто эти пришельцы, завсегдатаи кафе приветствовали их и заплатили за всё, что они в этом кафе изволили выпить… Вас и это не пугает?

— Все эти сказки не имеют никакого отношения к нашим с вами делам…

— Да, но солдаты говорили, что они призваны охранять короля, а не воевать с народом.

— Ну, это уж слишком! Я полагаю, что их всё-таки обуздают. В беспрекословной покорности солдат заинтересовано всё население. Конечно, я не говорю о бунтовщиках.

— В самом деле происходит что-то необычное. Я никак не возьму в толк… Из деревень в Париж прибывают владельцы поместий, так как там боятся бунтов. А отсюда многие бегут за границу, увозя ценности… И вы тоже спешите покинуть Париж. Да и господин Ревельон, говорят, ещё не вернулся из Бельгии и ждёт там, пока в Париже всё утихнет.

Но Бианкур не слушал секретаря и продолжал, как бы отвечая на собственные мысли:

— Круг сужается, Гийом. В Париже законы диктуют какие-то новые люди… Во что бы то ни стало я должен срочно покинуть Париж. Понимаете? Я уже говорил вам, что должен уехать налегке. Моя библиотека, — тут Бианкур тяжело вздохнул, — единственная моя радость, теперь стала мне помехой. Кстати, этот юноша больше не появлялся?

— Какой юноша? — Гийом с трудом вернулся от своих невесёлых мыслей к не менее грустной действительности.

— Да этот букинист… Он производит хорошее впечатление. Можете немного ему уступить…

И поведение, и разговор господина Бианкура становились всё более непонятными Гийому. А он-то воображал, что знает своего хозяина, как никто другой. Впервые за пять лет службы он видел его рассеянным и даже растерянным.

— Перейдём к делу, — обычным своим сухим тоном сказал Бианкур. — Начнём со сделки с зерном. Она больше всего меня беспокоит.

В кабинет неслышными шагами вошёл Люк. Он нёс на маленьком серебряном подносе запечатанный конверт.

Небрежным жестом Бианкур взял письмо, не торопясь его распечатать. Как деловой человек, он предпочитал покончить сперва с одним делом, а потом уж перейти ко второму.

Заняв место за своим бюро рядом с секретарём, Бианкур достал из ящика ведомости на поставки и стал их просматривать вместе с Гийомом.

— Цифры вы должны на всякий случай запомнить наизусть. Но при разговоре с англичанином делайте вид, что ведомости у вас… — промолвил Бианкур.

— А где же они будут?

— До чего вы наивны! Их надо уничтожить…

— Уничтожить ведомости?!

— Конечно, уничтожить! Как вы не понимаете простых вещей. Ведь уже были нападения на заставы, уже останавливали подводы и захватывали зерно, которым они были гружены. Так неужели вам непонятно, что этот пресловутый «народ» не может отнестись одобрительно к тому, что его зерно уплывает за границу. А вам вдруг понадобилось хранить доказательства наших дел с Англией… И вообще, чего вы трусите? Вы проявляли куда больше смелости, когда надо было убрать с дороги ювелира Кристофа или вставить в приказ об аресте имя Ледрю…

Лицо Гийома передёрнулось.