Читаем Жаклин Кеннеди. Американская королева полностью

...

Минул почти год с того дня, как он ушел. Сколько раз – в день его рождения, в годовщину свадьбы, глядя, как его дети бегут к морю, – я думала: «В прошлом году он видел это в последний раз». Он всегда был полон любви и жизни. И теперь, когда понимаешь, что тогда все это было в последний раз, он кажется таким ранимым…

Теперь я понимаю, что его присутствие было волшебством. Я и раньше знала… но могла бы догадаться, что волшебство не продлится долго.

Он стал легендой, а предпочел бы быть человеком…

Для мемориального выпуска Джеки подобрала цитаты из любимых авторов Кеннеди, выписала отрывки, которые Фредерик Марч и Флоренс Элдридж продекламируют на ужине в Библиотеке Кеннеди, а потом на съезде демократов: «Улисса» Теннисона (тот отрывок, который выучила для него наизусть и читала ему); строки из «Ричарда III» и «Генриха V» Шекспира; надгробную речь Перикла; «Остановившись на опушке в снежных сумерках» Роберта Фроста; «Тело Джона Брауна» Стивена Винсента Бене; элегию Томаса Дж. Дэвиса на смерть ирландского патриота Оуэна О’Нила. Выписала строки из «Пути пилигрима» Джона Бакана, оплакивающие смерть его блестящего друга Реймонда Асквита, погибшего в Первой мировой; Джон очень любил эти строки, а Джеки казалось, они написаны о нем самом:

...

…для немногих избранных, вроде Реймонда, нет разочарования. Они вступают в жизнь с мальчишеским достоинством, и полдневный их час сохраняет всю свежесть утра. Добрые феи конечно же принесли к его колыбели все свои дары. Наделили его красотою личности, талантом красноречия, умом, который легко справляется с любой задачей, поэтичностью и любовью к всему прекрасному, обаянием, что привлекало друзей, нежным и храбрым сердцем. Лишь одного они ему не дали – долголетия.

Она работала с редакторами Look над макетом, предлагала конкретные фотографии к конкретным цитатам, подчеркивала строки, которые ему особенно нравились. О «Свидании со смертью» Сигера она писала: «Это самое потрясающее из всех стихотворений, какие он любил».

Бергквист характеризовала тогдашнее настроение Джеки как «печальное и тоскливое»: «Она говорила, что порой, просыпаясь по утрам, не верит, что мужа больше нет. Не верит, что никогда больше не увидит его, разве что в ином мире, который наверное существует. Она размышляла о том, как будет жить дальше, и говорила, что рассказывать о нем в записанных на пленку интервью для Библиотеки Кеннеди… было мучительно».

На самом деле весь этот год Джеки находилась на грани нервного срыва, и только Бобби помогал ей держаться. Временами она погружалась в бездну отчаяния, думала, что жизнь кончена и ей осталось проживать один тягостный день за другим, пока дети не вырастут. У нее даже возникала мысль отдать детей Бобби, поскольку она чувствовала, что заражает их своими страданиями, ведь, по ее словам, она как «кровоточащая рана». Буквально все вокруг напоминало ей о Джеке – особенно в Хайаннис-Порте. Она часто плакала, и Каролина утешала ее. Девочка стала задумчивой и печальной, смерть отца повлияла на нее куда сильнее, чем на малыша Джонни. Только с Бобби она расслаблялась и шепотом поверяла ему секреты, как когда-то отцу.

Джеки и Бобби всегда были близки, и смерть Джона сблизила их еще больше – и эмоционально, и духовно. Соланж Батсель, давняя подруга Джеки с парижских времен, после развода с мужем поселилась в Нью-Йорке по соседству и довольно часто виделась с Джеки. Она пишет, что подруга была «очень печальна»: «Она тогда спряталась в своей раковине, а Бобби заставлял ее устраивать ужины. И на все эти приемы Джеки надевала одно и то же старое желтое платье. Мне кажется, в те дни ей вообще было плевать на себя, она не думала о том, чтобы принарядиться или купить новое платье».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары