Жаклин Кеннеди. Американская королева

Джеки дважды побывала замужем за богатыми людьми и решила не повторять этот опыт. Как-то раз она сказала своей подруге Эйлин Меле: «Почему бы тебе не написать о выдающихся женщинах, которые вышли за богачей и которым завидовали все, кому не лень? Когда на поверхности все замечательно, а на деле сущий ад…» Эйлин тогда подумала, что она говорит о себе. У Джеки было теперь достаточно денег (вверенных Андре Мейеру, который знал, как их приумножить), чтобы ни от кого не зависеть. Она имела собственное жилье в Нью-Йорке, держала кухарку-экономку и дворецкого, по выходным ездила в Фар-Хиллс охотиться и упражняться в верховой езде (там о ней заботилась португальская пара).

По словам Карен Лернер, «за год после смерти Онассиса Джеки изменилась сильнее, чем за все остальное время нашего знакомства. Она искала себе новую жизнь, и на сей раз новый муж был не на первом месте».

Глория Стайнем говорила: «Я не вынесла впечатления, что она в первую очередь целиком зависела от мужчин. На брак она смотрела скорее по-европейски, чем по-американски, то есть у нее всегда была своя жизнь. Я уверена, она знала, что у мужа тоже есть своя жизнь…» В отличие от большинства женщин Джеки не была рабыней страсти или одержимости мужчинами. Стайнем добавляла: «Она с самого начала не была так зависима от сильного пола, как остальные наши сверстницы».

После кончины Онассиса ее имя конечно же связывали с целым рядом мужчин; кого-то она любила, с кем-то дружила, с кем-то отношения не выходили за рамки одноразового секса. Джеки шла в ногу со временем в вопросах секса и жила в свое удовольствие. Секс забавлял ее как пример иррационального поведения, особенно когда речь шла о знакомых людях. Однажды, когда подруга начала рассказывать интимные подробности об уик-энде, который ее знакомая провела со своим любовником, Джеки пошутила: «Секс – это всего лишь грязные простыни». С подругами Джеки редко обсуждала свою интимную жизнь, но Трумэн Капоте хвастался Сесилу Битону, что как-то в гостях они весь вечер провели за разговорами о сексе. Ее очень развеселил рассказ подруги о знаменитом, но уже обрюзгшем любовнике, который был так преисполнен собственного величия, что просто возлежал как паша, позволяя женщине делать все остальное. Подруга вспоминала, что Джеки потребовала подробностей, каков этот мужчина в постели, а после замечания, что у него вообще нет ни единого мускула, безудержно расхохоталась.

Джеки с большим подозрением относилась к средствам массовой информации, но при этом ее тянуло к людям искусства, художникам и писателям, таким, как Пит Хамилл – журналист, романист и художник, которого многие жительницы Нью-Йорка считали очень привлекательным. Пит особо не распространялся о своих взаимоотношениях с Джеки, только однажды сказал, что выходить с ней куда-либо – все равно что «вывести на пляж Кинг-Конга». Встречались они недолго, причем Джеки не столько обидела давняя Питова статья в New York Post насчет ее «меркантильного» брака с Онассисом (газета снова перепечатала ее, совершенно для него некстати), скорее она крайне не одобряла его отношение к дочерям, которых он бросил на произвол судьбы, когда ушел к Ширли Маклейн. Позднее у Джеки был роман еще с одним деятелем СМИ, телепродюсером Питером Дэвисом. Питер Дакин, близко друживший с Джеки, вспоминал: «Джеки была очень романтичной, но несексуальной». Питер Дакин, руководитель популярной в светских кругах музыкальной группы и пианист, часто играл на приемах у Кеннеди в Белом доме, он и его первая жена оставались близкими друзьями Джеки долгие годы после смерти Джона. Впрочем, иногда Джеки шла на поводу у своих желаний, как и всякая эмансипированная женщина. Некая дама, которую Джеки знала и которой восхищалась, очень удивилась, когда телепродюсер, недавно разведенный, наслаждавшийся статусом холостяка, посетовал, что иные женщины странным образом ведут себя в сексуальном плане, так, как позволено только мужчинам. В частности, он упомянул «даму, которая пригласила его на обед, потом с места в карьер предложила принять ванну, а после секса больше ему не звонила. Возможно, я ошибаюсь, но он в точности описал квартиру Джеки, хотя и не назвал ее имени».

Журналисты неоднократно намекали, что в 1970-х у Джеки был роман с Синатрой, но Питер Дакин, который, собственно, повторно представил Синатру Джеки 16 марта 1974 года, считал подобные слухи безосновательными. В Белом доме Джеки держала Синатру на расстоянии, поскольку он был опасен для карьеры Джона, но он издали восхищался ею. «Дело было так, – рассказывал Питер Дакин. – Я дружил с Синатрой, и он мне сказал: “Мне просто необходимо встретиться с Джеки”. Я ответил: “Она наверняка не будет против”. Тогда он предложил: “Если такого-то числа вечером, когда у меня концерт в Провиденсе, Род-Айленд, она не занята, я пришлю самолет за тобой, твоей женой и Джеки, и вы прилетите в Провиденс, а после концерта мы все вместе вернемся в Нью-Йорк и поужинаем”. Я спросил у Джеки: “Хочешь повидать Синатру на этой неделе? У него концерт в Провиденсе, он готов прислать самолет, поужинать и все такое”. Она сказала: “Ладно, очень мило с его стороны, верно?” Словом, мы слетали в Провиденс на концерт, потом вернулись, лимузины доставили нас в какой-то ресторан, а после ужина она мне сказала: “Знаешь, вообще-то он не в моем вкусе”. И мы оба рассмеялись. Короче говоря, ничего тогда не было, иначе я бы узнал от Фрэнка или от Джеки. Ничего не было. Забавно, что можно написать любую чушь, и все поверят».

Джеки нравилось проводить время в компании старых друзей, в том числе разведенных мужчин с детьми, вроде Тома Гинзбурга или Уильяма ванден Хьювела, с которыми она проводила каникулы на карибских островах или во Флориде. Как-то раз ванден Хьювел сопровождал ее на благотворительный вечер, организованный сотрудником Los Angeles Times Норманом Чандлером в Лос-Анджелесе после беспорядков в Уоттсе. «Она приехала специально ради этого вечера, а заодно вместе со мной осмотрела этот район города, чтобы получить представление, что произошло во время беспорядков и как теперь все это восстанавливают. А потом начался благотворительный концерт Рэя Чарлза, и вдруг прямо посреди выступления какой-то черный здоровяк из зрительного зала взобрался на сцену и схватил Рэя Чарлза за горло…»

Джеки весьма спокойно воспринимала мужчин и однажды сказала Карен Лернер: «Мужчины похожи на псов, подозрительно обнюхивающих друг друга в парке, женщины куда доверчивее».

«Джеки не была феминисткой, – вспоминала писательница Глория Стайнем. – Просто она держала сторону женщин. Была добра и щедра со своими подругами. Меня не оставляло впечатление, что ей до всего есть дело, только вот не нравится публичность. Я пыталась звать ее на митинги за равноправие, она идти отказывалась, но жертвовала небольшие суммы всяким фондам… Помогала, подбадривала. И, насколько я знаю, с большим удовольствием. Джеки выбрала свой путь, не то чтобы в корне другой, просто свой. Она не шла наперекор всему, просто не следовала традиции. И действительно не любила публичных сборищ. Там она не была собой, а ей это не нравилось, что меня лично восхищает. Но она всегда хранила верность начатому делу, скажем возрождению старинных памятников архитектуры».

Джеки не хотела превращаться в праздную дамочку вроде героинь новой книги Трумэна Капоте La Côte Basque (ее публикация в Esquire в мае 1975-го положила конец светской карьере автора), она считала себя серьезным человеком. (Трумэн вполне сознательно не скупился на оскорбительные и скандальные сведения о своих ближайших друзьях и, посмотрев конкурс трансвеститов, где самым популярным персонажем, безусловно, оказалась Джеки, написал о ней так: «А в жизни она поразила меня не как добропорядочная женщина, а как искусно созданный имидж – имидж миссис Кеннеди».)

Впервые после давнего и не слишком удачного газетного опыта Джеки решила пойти работать. Томас Гинзбург, возглавлявший в ту пору издательство Viking, вспоминал, что идею взять Джеки в качестве редактора подала Тиш Болдридж. «Я сразу понял, что подобный пиар пойдет нам на пользу». Том был давно знаком с Джеки и Ли, еще по тем временам, когда вместе с Джорджем Плимптоном и Джоном Марквандом-младшим состоял в литературном кружке. Для авторов имя Джеки станет сущим магнитом. Он встретился с Джеки за обедом у нее дома, а когда они обсуждали детали, внезапно зашла Каролина и со свойственным молодым людям цинизмом спросила: «Мама правда будет у вас работать? Но что она будет делать?»

Вопрос, кстати, не праздный. Именно его Джеки задала Гинзбургу: что она будет делать? Разумеется, в первую очередь Джеки предстояло стать приманкой для знаменитых авторов, но при этом она должна чувствовать, что ее работу ценят. Гинзбург ответил, что в редакторы она не годится; не то чтобы у нее нет способностей, просто недостает подготовки и опыта, кроме того, ей будет неприятна сама атмосфера соперничества с другими редакторами, зато она вполне может быть редактором-консультантом.

Гинзбург вспоминал: «Я объяснил ей, что редактор-консультант не несет так называемой исполнительской ответственности, за ним не закрепляют конкретных книг, да и вообще ему даже в офисе сидеть не обязательно. Главная его задача – приобретать новые рукописи. А уж потом, когда ближе познакомится с издательской кухней, она сможет работать с книгами в том объеме, в каком захочет, например с авторами… Творчески создавать книги. Уникальная позиция… Не важно, с кем она ужинает, главное – среди этих людей могут оказаться интересные личности, потенциальные авторы…» Они сошлись на том, что Джеки будет получать 10 тысяч долларов в год – такая сумма не возбудит зависть профессионалов, но и подачкой не выглядит.

Появление Джеки в издательском офисе превратилось в шоу. Во избежание шумихи работодатели отказались сообщить, когда именно она приступит к своим обязанностям, только сказали, что это произойдет в последнюю неделю сентября (если точно, 22-го). По словам Гинзбурга, «“бдения” начались еще с пятницы. В понедельник у входа стояла толпа. Я велел Джеки сидеть дома. На следующий день, когда она пришла, папарацци были тут как тут. Цирк, конечно, ведь она знаменитость и вот устраивается в обычной жизни. Были и угрозы взорвать бомбу, и спецагентов хватало, и репортеров, переодетых курьерами. Я вдруг обнаружил, что у меня масса друзей в СМИ, о которых я знать не знал…» Один из репортеров кабельной сети прорвался в здание под предлогом назначенного интервью. Кабинет Джеки даже проверяли на предмет наличия жучков.

Учитывая весь этот тарарам, знакомство Джеки с коллегами по издательству получилось весьма неловким. «Богатая дамочка пришла на работу, а будет всего-навсего декором, так все думали, – вспоминал Гинзбург. – Первые несколько дней стали для нее трудным испытанием – на улице орды папарацци, а мы, не давая интервью, только подливали масла в огонь. Сотрудники Viking держались на расстоянии, хотя были дружелюбны, вежливы… корректны. Но при ней они чувствовали себя неловко, даже не знали, что надеть. На первых порах все ходили в лучших своих костюмах… А она, наверное, сидела в своем кабинете и ждала, что будет».

Алану Лангу, коллеге по издательскому дому Viking, поручили в течение двух месяцев обучить Джеки основам редакторской работы. Он вспоминал: «С первого же дня она с головой ушла в работу, причем действовала очень профессионально. Вела себя сдержанно, все схватывала на лету. Мы даже обедали в ресторане через дорогу, чтобы сэкономить время, поскольку бо́льшая его часть была посвящена обсуждению редакционного процесса, технического редактирования, дизайна, производства, сбыта и маркетинга – ведь ей надо было разобраться, что происходит с рукописью после ее покупки. [Мы обсуждали,] на какой стадии предпечатной подготовки Джеки могла бы пригодиться, какие контакты ей полезны и как ей хочется стать обычным редактором, поскольку во многих приобретенных ею книгах на обороте титула не будет значиться “редактор Джеки Онассис”. И мне кажется, ее контакты для издательства были неоценимы. Она находила авторов и умела с ними договориться. Для меня она была, во всяком случае, отличным коллегой. И делала все, чтобы не ударить в грязь лицом…» За салатом с курицей в отеле Plaza Том и Джеки обсуждали возможные приобретения. Том вспоминал: «Мы сидели и хихикали, не подобраться ли нам к Синатре, потом я сказал, что он бы убил ради нее, на что Джеки пошутила: “Верю, но у него есть адвокат…”»

Работая в Viking, Джеки особенно интересовалась иллюстрированными книгами, и в этой области ее наставником выступил Брайан Холм, главный художник Studio Books. Одним из самых важных ее проектов стал альбом «В русском стиле», приуроченный к выставке в Метрополитен-музее, а летом 1976 года Джеки вместе с подругой Дианой Вриланд и Томасом Ховингом, тогдашним директором музея, ездила в Россию.

В 1972 году Джеки в числе других жертвователей внесла свой вклад в фонд жалованья Дианы Вриланд как специального консультанта – организатора выставок Метрополитен-музея. Джеки помогала музею через Диану и Аштона Хокинса, своего нового друга, юрисконсульта музея. «Она делала взносы, чтобы помочь музею оплачивать рабочие издержки миссис Вриланд, которые изрядно превышали наш обычный уровень, для нее было предпочтительнее поддерживать эту статью расходов, а не жалованье, – рассказывал Хокинс. – В то время, конечно, миссис Вриланд пользовалась здесь огромным авторитетом, но эти деньги были для нас хорошим подспорьем, и она [Джеки] всегда передавала их мне, а я с благодарностью принимал, причем она не хотела, чтобы об этом знали. Как-то раз – по-моему, в середине 1970-х – она председательствовала на благотворительной акции в пользу Института костюма, это было одно из первых публичных мероприятий, где она участвовала после возвращения в Нью-Йорк. Для нашего музея она занималась проектами Института костюма и работала над ними куда серьезнее, чем работала бы сама Диана, – публиковала книги, приурочивая их к выставкам». Джеки ощущала символическую связь с Метрополитен-музеем – через дендерский египетский храм, который видела теперь из окон своей квартиры. Хотя на первых порах категорически возражала, когда Томас Ховинг предложил установить храм в музее, а не на берегу Потомака, как она планировала изначально. Когда Ховинг впервые обратился к Джеки, чтобы заручиться поддержкой Бобби как сенатора от Нью-Йорка и передать предложение в комиссию, назначенную президентом Джонсоном, Джеки рассвирепела и сначала очень резко отказала ему по телефону, твердо заявив, что Кеннеди помог вывезти храм из Египта не затем, чтобы он стоял в пыльном нью-йоркском музее: «Я хочу, чтобы он стоял в центре Вашингтона памятником Джону». Ховинг опешил от такого отпора, но буквально через несколько минут она перезвонила и на сей раз говорила мягко и примирительно: «Хочу подчеркнуть, что, по-моему, президент Джонсон прекрасно придумал, позволив разным городам соперничать за право установить у себя Дендеру. И я не преследую личных целей, что касается места размещения храма. Полагаю, Бобби должен действовать от имени своих избирателей, я никоим образом не стану на него влиять. Я с глубоким уважением отношусь к комиссии, созданной президентом Джонсоном. Пусть Бобби поместит храм где захочет».

По мнению Ховинга, внезапная перемена позиции Джеки связана с Бобби, который предвидел, какой политический фурор вызовет сообщение, что Кеннеди считают интересы Вашингтона важнее интересов Нью-Йорка. В результате ни Джеки, ни Бобби пальцем не пошевелили, чтобы помочь Ховингу доставить храм в Метрополитен, но и не противились этому. Теперь он стоит под стеклянной крышей музейного флигеля, ночью волшебно подсвеченный, и его целиком видно из окон квартиры Джеки; однажды, когда она давала ужин, для нее даже включали освещение.

Джеки увлеченно работала над книгой «В русском стиле», которую планировали сдать в типографию в начале сентября 1976 года. Она написала Диане Вриланд, приложив «великолепное» предисловие Одри Кеннет и описав переплет, задуманный Брайаном Холмом: русская парча, в которой прорезаны стрельчатые окна, а в них – гравюры с изображением правителей; Джеки спрашивала, можно ли прийти в музей и посмотреть определенный образец парчи, какой она там видела.

Альбом «В русском стиле» вышел весной 1977 года. Это был последний из крупных проектов Джеки для Viking. В 1977-м, получив сигнал от своей приятельницы Деборы Оуэн, лондонского литературного агента Джеффри Арчера, Гинзбург отправился в Лондон, чтобы ознакомиться с рукописью второй книги Арчера «Говорить ли президенту?» (первой был бестселлер «Ни пенсом больше, ни пенсом меньше»). Сюжет, напоминающий «День Шакала» Фредерика Форсайта о покушении на де Голля, был задуман Арчером в расчете на американский рынок; роман рассказывал об убийстве некоего будущего президента, явно списанного с Тедди Кеннеди, который в 1976-м отказался выставлять свою кандидатуру на съезде демократов. Гинзбург, Дебора Оуэн и видный рецензент Корк Смит считали, что книга имеет реальный коммерческий потенциал. Оставалась лишь одна загвоздка – Джеки. Гинзбург решил сам поговорить с ней: «“У меня здесь проблема, хочу обсудить с вами”. Затем я коротко обрисовал ей сюжет и хорошо помню ее возглас: “Когда-нибудь это кончится?” Секунду спустя она взяла себя в руки: “Книга коммерчески выгодная? Мне надо ее прочесть?” Я сказал, что читать совсем не обязательно. “Если не напечатаем мы, значит – кто-то другой?” – спросила она. “Да, – ответил я, – Random House”. – “Думаете, я не знаю, Том, сколько книг вы отвергли ради меня и членов семьи… Ладно, раз мне не надо читать и вы сумеете отделаться от всяких там [кеннедевских] претензий…”» По словам Деборы Оуэн, она знала, что «он имел разговор с Джеки, поскольку ждать решения пришлось долго… Я совершенно уверена, Том ничего бы не предпринял, не поговорив с ней, – он слишком высоко ее ценил».

Как и в случае с книгой Манчестера, Джеки выбросила эту историю из головы. Но все же лучше бы Гинзбург дал ей прочесть рукопись. Задним числом даже странно, что никто не предвидел скандала. Гинзбург и Джеки больше не говорили об этом – до того дня, когда, как выразился Гинзбург, грянула истерия. Неодобрительный отзыв влиятельного Джона Ленарда в New York Times заканчивался целенаправленной колкостью: «Подобные книги можно охарактеризовать одним словом – макулатура. И все, кто связан с публикацией этого опуса, должны сгорать со стыда».

«Вот тут-то и началось, – вспоминал Гинзбург. – Джеки просто запаниковала, а на меня посыпались звонки чуть ли не от всех членов клана Кеннеди. Джеки твердила, что она тут ни при чем». В интервью Boston Globe Том заявил, что Джеки все знала, но не имеет касательства к этой истории. Газетчики опустили вторую половину высказывания. И Джеки отказалась встречаться с Гинзбургом и не отвечала на его звонки.

Гинзбург был в отчаянии; даже сейчас эта тема для него весьма болезненна (ведь не в последнюю очередь именно поэтому он ушел из издательства). «Скандал раздули Кеннеди… Джон Ленард никогда бы не допустил столь нарочито жестокого высказывания. Оно было не только оплаченным, но совершенно неуместно адресным».

Даже если все это обусловлено неправильной оценкой со стороны участников, Гинзбург, вероятно, не ошибся, сказав, что Джеки «запаниковала». Подтекст, связанный с убийством Кеннеди, взбудоражил ее, и она была не способна действовать рационально. Она сдалась, и означенный инцидент положил конец ее теплым дружеским отношениям с Гинзбургом. «Решетки закрылись», – печально подытожил он. Всего год назад они вместе ездили отдыхать на Ямайку. «Таблоиды представили это как романтическую эскападу, поскольку я несколькими месяцами раньше расстался с женой, – вспоминал Гинзбург (заголовки кричали: «Джеки собирается за босса!»). – Но и я, и Джеки были там с детьми. Мы вместе проводили время, без всякой романтики. Отпраздновали мое пятидесятилетие. Она была такая искренняя, милая. Мне бы хотелось, чтобы у нее было побольше таких невинных дней…»