Старые друзья и те считали, что работа с Джеки открыла им доселе неизвестную ее сторону. «Я знал Джеки много лет, – вспоминал Марк Рибу, – но только во время совместной работы начал узнавать ее по-настоящему. Теперь мы были сообщниками и имели одну цель – успех книги. Мало-помалу за внешним блеском я обнаружил необыкновенную серьезность и удивительную силу воли. С умом и увлеченностью она добивалась высочайшего качества».
Хотя никогда не работала в офисе полную неделю, Джеки массу времени тратила на авторов, даже за пределами издательства. Работая с Луи Окинклоссом над «Фальшивой зарей» (False Dawn, 1984), серией биографических эссе о женщинах XVII столетия, Джеки взяла рукопись с собой на Мартас-Винъярд и работала сутки напролет. А затем направила Окинклоссу семь страниц критических замечаний и изложила общее впечатление от книги:
Я всегда считала Генриетту Английскую одной из самых очаровательных женщин, когда-либо ступавших по нашей планете. Нельзя ли написать о ней побольше?.. Быть может, Елизавета Богемская и не была красавицей, но стихотворение, которое ей посвятил Генри Вуттон, одно из самых красивых поэтических произведений, когда-либо написанных о женщинах… Моя любимая глава – «Великая мадемуазель»… Я, как наяву, вижу и слышу этих людей, чувствую холод, когда она сидит у костра с Лозеном, угадываю шум и суету на валах, вижу ее большой красный нос и неуклюжую походку… Мне хочется, чтобы каждая глава была маленьким романом, чтобы я могла побольше узнать обо всех этих людях, представить их себе в привычном их окружении…
Луи Окинклосс писал: «Разве отсюда не видно, почему Джеки была для авторов идеальным редактором? Где теперь найдешь такую в мире огромных издательств?» Даже незадолго до смерти она вкладывала всю душу в книги, над которыми работала. Энтони Бивор вспоминал о работе над книгой «Париж после освобождения», написанной в соавторстве с женой: «Поразительно, как она уловила, что именно необходимо в последней главе. Помню, она сказала, что надо по нарастающей свести воедино все три темы, и была совершенно права…»
Стивен Рубин, президент издательства, работавший вместе с Джеки в 1990–1994 годах, вспоминал, что она прекрасно умела действовать в команде, но, «когда проект был лично ее, да еще и вызывал у нее живейший интерес, она выверяла все до мелочей, вникала во все аспекты работы над рукописью вплоть до переговоров с агентами. При ее уме она прекрасно отдавала себе отчет, что знает отнюдь не все, и, если что-то ее настораживало, шла прямо ко мне с вопросом, можно ли так сделать или нельзя. Она никогда не соглашалась просто так, и порой у нас внезапно разгорались бурные споры о контрактах. Когда рукопись была готова, Джеки занималась графиком ее движения, техническим оформлением, макетом и суперобложкой, а если книга целиком была ее детищем, то и в презентации участвовала. Она не любила презентации, но, как солдат, приходила первой и уходила последней. Как и полагается хорошему редактору, она превосходно ладила со всеми своими авторами, вела себя как наседка, которая много кудахчет, чтобы, когда надо, защитить авторов…».
Однако Джеки была вполне практична, когда речь шла о финансовой целесообразности проекта. Стив Рубин писал, что «сперва пришел в ужас, когда начал с ней работать, поскольку дела у издательства тогда обстояли не блестяще. Можно ли позволять ей делать книги, на которых мы понесем убытки? Но мы быстро сработались… Если Джеки покупала что-то, в чем я не очень разбирался, то с финансовой точки зрения покупка была наверняка оправданна. А если нет, мы обсуждали потенциальную покупку, и Джеки иной раз отказывалась от проекта…».
По словам Рубина, в офисе было важно вести себя с Джеки обычным образом: «Единственный способ построить взаимоотношения с Джеки – вести себя с ней как со всеми. Начнешь обращаться с нею как с Жаклин Онассис – и в ту же секунду возникнет стена, через которую уже не пробиться… Так что первым делом предстояло усвоить, что эта женщина действительно сама делает ксерокопии, и наливает себе кофе, и сидит на всех скучных совещаниях… Как только ты это осознавал, дальше все шло отлично, поскольку Джеки всегда могла рассказать что-нибудь интересное, небанальное, свежее…»