Жан Баруа

Г-жа Пасклен. Стало быть, вы не только живете в отдельных комнатах, но он теперь даже не здоровается с тобой, прежде чем уйти на прогулку?

Сесиль садится; в ее движениях сквозит безнадежная усталость.

(Бросая брошюру на колени Сесили.) Ну что ж, передай ему это сама, если хочешь... И скажи от моего имени, чтобы он давал для подобных вещей какой угодно адрес, только не мой... В конце концов что происходит?.. (Показывает распечатанный конверт.) Нынче утром я получила записку от аббата Мириеля.

Сесиль. От директора Жана?

Г-жа Пасклен. Он сейчас отдыхает в епископстве Бовэ, у своего брата, и пишет, что будет рад, если я приеду на днях повидаться с ним. Он мне хочет что-то "сообщить лично".

Сесиль. Что бы это могло быть?

Г-жа Пасклен (хмуро). Ах, я сама ничего не знаю, дитя мое. Но я поеду туда сегодня же, хочу разузнать, в чем дело.

Она вдруг наклоняется и, зажав лицо дочери между ладонями, с коротким всхлипывающим звуком, похожим на рыдание, прижимает сухие губы к ее лбу. Затем с угрюмым и гневным лицом выходит из комнаты, громко стуча каблуками.

Через два часа.

Сесиль кончает одеваться.

Жан (входя). Доброе утро. Сесиль. Ты видел маму? Жан. Нет, я рано вышел из дому. Сесиль (указывая на бюллетень). Мама принесла это для тебя.

Лицо Жана оживляется.

Жан. Да, да, я знаю... Я его ждал... Спасибо.

Разрывает бандероль, садится на кровать и с интересом перелистывает бюллетень.

Сесиль следит за ним с враждебным любопытством.

Жан замечает вопрос в ее взгляде и не уклоняется от ответа.

Это программа конгресса, который состоится в Лондоне в декабре этого года...

Сесиль (настороженно). Но... какое это имеет к тебе отношение?

Жан (решительно). Меня это интересует. (Сесиль вздрагивает.) К тому же меня просили написать отчет о конгрессе для одного журнала.

Сесиль (резко). Кто просил?

Жан (быстро). Брэй-Зежер.

Сесиль. Я так и знала!

Жан (ледяным тоном). О, прошу тебя, Сесиль...

Молчание.

Жан снова перелистывает бюллетень.

Сесиль (в отчаянии). Я не хочу, чтобы ты занимался этим!

Жан, продолжая читать, недобро усмехается.

Жан. Как ты сказала? Не хочешь?..

Засовывает брошюру в карман и подходит к жене.

(Сдержанно.) Послушай, милая, оставь меня в покое, не вмешивайся в эти дела... Такие конгрессы происходят лишь раз в десять лет... (Не глядя на нее, ходит взад и вперед по комнате.) Это движение международного масштаба, о влиянии которого ты даже не подозреваешь. Кроме того, вопросы, включенные в программу конгресса в этом году, представляют большой интерес для меня лично. Зежер предложил мне принять деятельное участие в конгрессе на правах специального корреспондента журнала "Ревю энтернасьональ дез идэ" - органа этого движения во Франции. Я чуть было не согласился... (Движение Сесили.)... но потом отказался, потому что читаю лекции в коллеже. Но я хочу по крайней мере присутствовать на последних заседаниях, которые будут происходить как раз во время новогодних каникул, и опубликовать отчет о резолюциях конгресса для французской секции. Все уже решено, незачем об этом больше говорить.

Сесиль не отвечает.

Он делает несколько шагов в молчании, потом, наконец, решается поднять на нее глаза.

Она упала, как подстреленное животное. В ее расширенных зрачках застыло выражение ужаса, она вот-вот лишится чувств.

Он бросается к ней, поднимает, кладет на кровать.

Внезапная жалость - острая и неодолимая...

(С угрюмой покорностью.) Ну хорошо, хорошо... Успокойся. Я не поеду, решено...

Мгновенье она лежит неподвижно с закрытыми глазами.

Потом смотрит на него, улыбается и берет его за руку.

Он отстраняется, подходит к окну. Да, из них двоих она сильнее! Благодаря своему неподдельному страданию, которое ее гложет и которое она выставляет напоказ, - она неуязвима!

Он думает о том, как много теряет, отказываясь от этой поездки: он лишается неповторимой возможности услышать, как будут обобщать, опровергать, защищать, просеивать сквозь сито противоречий тот комплекс идей, с помощью которых он вот уже пять лет, бредя вслепую, пытается выработать свою жизненную философию...

Глубокое отвращение...

Она заслуживает жалости, пусть так, но и он тоже!