Жан Брюс. Детективы

Сцена, которая за этим последовала, осталась в моей памяти как одна из самых душераздирающих из всех, какие я когда-либо наблюдал за время моей работы детективом. Я не в состоянии говорить об этом спокойно, не испытывая при этом дурных чувств по отношению к Виктору Дуличу. Он совершенно свободно мог подтвердить алиби своей жены, но одновременно с этим он как бы становился ее соучастником. Чтобы пойти на это, ему нужно было испытывать горячую любовь к своей жене и совершенно отбросить совесть.

Он приблизился к свидетельскому месту при гробовом молчании зала, прямой, как статуя, и бледный, как смерть. Он шел медленно и ни разу не взглянул на Розу, не бросил в ее сторону даже мимолетного взгляда.

Судья, наблюдая всю эту сцену, кашлянул и заерзал в своем кресле. Он предложил свидетелю подтвердить свою личность, сообщить о своем общественном положении, потом, взглянув на досье, лежащее перед ним, он спросил, подтверждает ли Виктор Дулич, что его жена, Роза Дулич, все время находилась при нем в тот период, когда были совершены все эти преступления.

Было мгновение, когда Виктор Дулич пошатнулся, Роза, не спускавшая с него горящего взгляда, стала умолять его душераздирающим воплем:

— Виктор!

Он пришел в себя, как будто очнулся от какого-то кошмарного сна, и выпрямился. Уж лучше бы он ничего не говорил. Но он, видимо, считал, что должен все же что-то сказать.

Дрожащим голосом он ответил, глядя прямо на судью:

— Я не считаю возможным для себя ответить на вопросы, поставленные Вашей Честью… Эта женщина… она была…

Его голос предательски сорвался. И вдруг поток слез неожиданно оросил его лицо, искаженное страданиями. Он еще немного постоял, пошатываясь и обхватив голову руками, а потом резко повернулся и стремглав выбежал из зала судебного заседания.

Ни судья, ни даже помощник прокурора не сделали ни малейшей попытки удержать его. Все и так было совершенно ясно.

— Виктор!.. Виктор! — душераздирающим голосом закричала несчастная.

Это был не человеческий возглас, а рычание забитого дикого зверя. Для нее это было действительно ужасно. Она никак не могла ожидать, что Виктор покинет ее. Это отняло у Розы Дулич последние силы. Она, как подкошенная, повалилась на скамью.

— Уведите меня! Прошу вас, уведите меня! Я сознаюсь во всем…

Эпилог

В тот же вечер я вернулся в Нью-Йорк со своими помощниками. Потом я прочитал в газетах подробное изложение показаний, данных Розой Дулич. Она просто взбесилась, когда узнала, что Роберт Лоувел обнаружил подмену ожерелья. Она положила обратно в сейф настоящее ожерелье, чтобы сразу же пресечь какие-либо толки по этому поводу, но потом увидела для себя другую возможность завладеть им, учитывая те взаимоотношения, которые создались между Лоувелами и Гербертом Асландом из-за дружбы между Полли Асланд и Тони Лоувелом.

В ее намерения входило направить подозрения полиции на Асланда в случае, если будет обнаружено, что Мэри Лоувел не покончила жизнь самоубийством. Ее самой большой ошибкой была манипуляция с лентой на дороге и то, что она не посчиталась с провидением, которое не хотело принимать меня в свое лоно.

Два дня спустя, после окончательного следствия по этому делу, я получил очень неприятный сюрприз: все три чека на общую сумму в три тысячи пятьсот долларов, выданные мне Робертом Лоувелом, были возвращены в мой банк с надписью: «На счете денег нет».

Да, это был жестокий удар. Не считая еще того, что страховое общество все время тянуло с выплатой страховки за мою машину, погребенную на дне лагуны.

Все Лоувелы были мертвы. Роза Дулич, совершенно непонятно почему, ничего не сказала о том, где могло находиться ожерелье.

Итак, я сохранил это ожерелье. Я считал, что оно принадлежит мне по праву за то, что мне пришлось так много повозиться с этим делом с риском для своей жизни. Я решил, что в один из ближайших дней мне надо продать его где-нибудь в другом штате.