Роллан и Кристоф вершат суд над Ярмаркой. Жан-Кристоф в Париже не просто наблюдатель. Его живая, активная натура заставляет его во все вмешиваться, громко выражать свое возмущение, негодование, свое неприятие; он резко, подчас с подчеркнутым вызовом противопоставляет свою точку зрения взглядам признанных авторитетов, бездарность он называет бездарностью, фальшь — фальшью. Образ Кристофа — титана, творца и бунтаря возвышается над пигмеями, суетящимися на толкучке Ярмарки. Кристоф бедствует, голодает, но не сдается, не идет против своих принципов. В этой книге его бунт достигает своего апогея. «Кристофу необходим был вольный воздух… возможность обнять тех, кто ему дорог, обличать врагов, бороться и побеждать». Правда, Кристоф далеко не всегда ясно понимает, что же он конкретно хочет противопоставить ненавистной Ярмарке. Он жаждет борьбы, но не знает, с кем и во имя чего бороться, не всегда понимает, кто его друзья и союзники. Бунт его вызван скорее чувством, эмоциями, нежели разумом, глубокой и трезвой оценкой действительности, поэтому бунт этот неизбежно принимает форму стихийного протеста. Образ одинокого бунтаря Кристофа у Роллана, однако, принципиально отличен от часто встречавшихся в литературе того времени героев — индивидуалистов, с ницшеанским презрением смотревших на других людей, высокомерно противопоставлявших себя массе. При всем своем трагическом одиночестве Кристоф не враждебен людям, он не может без людей и постоянно тянется к ним. Он всегда кого-то любит, о ком-то заботится, кого-то опекает, его талант питается общением с людьми. Кристофу лучше среди простых людей, отзывчивых и добрых, таких, как его мать Луиза, дядя Готфрид, Лорхен, нежели среди завсегдатаев модных салонов. Блуждая в сутолоке Парижа, он упорно и настойчиво ищет подлинную, настоящую Францию, ибо у героя Роллана отрицание неразрывно связано с поисками положительных идеалов. «Франция — это мы», — нагло заявляет ему Сильвен Кон. Но Кристоф уверен, что «Франция не такая… Такой народ не протянул бы и двадцати лет… Должно быть что-то другое».
Друг Кристофа, мечтательный мыслитель Оливье Жанен, знакомит его с французским народом, проникновенно рассказывая о незаметных тружениках, о скромных обитателях жалких мансард. Нельзя, однако, не заметить, что все разговоры Оливье о французском народе, о его неугасимом стремлении к справедливости и истине звучат абстрактно. Роллан в те годы еще не мог помочь Кристофу в его поисках народного героя.
Обанкротившейся Третьей республике, разложившейся буржуазной культуре в романе противопоставлен не народ, а одинокий бунтарь Кристоф и группа интеллигентов-гуманистов, друзей Оливье Жанена.
Рассказу о детстве Оливье и его сестры посвящена целая книга романа — «Антуанетта». Это своеобразное лирическое интермеццо, и хотя оно несколько замедляет повествование о жизни Кристофа, читатель благодарен за него автору.
Любовью к Франции, глубокой верой в человека, восхищением женской самоотверженностью пронизаны страницы, посвященные скромной и мужественной Антуанетте, просто и незаметно отдавшей свою жизнь брату. Роллан всегда возражал против попыток отождествить Антуанетту с кем-либо из реально существовавших людей. Она была для него воплощением всего лучшего, что он видел в женщинах своей страны; ее нежное лицо виделось писателю в наивных статуях мадонн, изваянных народными мастерами и украшающих порталы средневековых соборов. И если в 90-е годы Роллан считал, что героизм — это привилегия натур избранных и великих, то образ Антуанетты свидетельствует о расширении этого понятия. Позже, в 1920 году, Роллан писал Стефану Цвейгу: «Героизм распространен повсюду, среди самых простых, самых незаметных людей, и нигде, может быть, он не носит такой чистый и чудесный характер, как у них» [10]
.Говоря об Антуанетте, нельзя не вспомнить замечательные слова Алексея Максимовича Горького: «Меня удивляет стойкость любви Ромена Роллана к миру и человеку; я завидую его крепкой вере в силу любви» [11]
.Антуанетта мало приспособлена для жизненной борьбы, она гибнет. Роллан с горечью и болью писал: «Современное общество убивает их каждый год». Большим счастьем для писателя будет возможность через несколько лет увидеть в жизни более решительную и сильную «сестру» Антуанетты — Аннету Ривьер, героиню «Очарованной души», смело ринувшуюся в бой с социальным злом.