Жанна д'Арк

Дело идет для нее о спасении не только Компьеня и даже не только Франции, но и всего христианского мира. По тому, как простые люди к ней идут, верят ей и надеются на нее, чувствует она, что может сделать с ними все, что хочет. Спасши Францию, – а ее уже почти спасла, – начала бы главное дело свое – Крестовый поход всех христианских народов в Святую Землю – «царство Божие на земле, как на небе»; начала бы то, что Иоахим называл «великим переворотом в Третьем Царстве Духа», а мы называем «всемирной социальной революцией». И вот это ею начатое дело погублено. Кем? – этого ум ее спросить не смеет, спрашивает сердце, но Голоса молчат.

Всю свою жизнь, только что начала помнить себя, – что-то делала. И вот вдруг все дела кончились. Но так же невозможно было ей ждать конца, ничего не делая, как заживо погребенному не стучаться в крышку гроба.

Вот почему возмутилась она против Голосов. «Этого не делай», – говорили Они; но она все-таки сделала.

XLVIII

Однажды, узнав, что приехал епископ Бовезский, Пьер Кошон, и предлагает за нее «цену крови», Жанна прикрепила несколько связанных и скрученных жгутом старых одежд или простынь к железному крюку оконной ставни (не было, должно быть, решетки в окне, потому что оно казалось слишком высоким, чтобы узница могла из него выпрыгнуть) и, держась за это подобие веревки, начала спускаться на тюремный двор. Но, может быть, больше, чем на веревку, надеялась на Ангелов, «Братьев своих небесных»:

Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею.

Кем и Кому это сказано, и Кто кому ответил на это:

Господа Бога твоего не искушай (Лк. 4, 12), —

забыла или слишком поздно вспомнила, когда уже то, на чем висела, оборвалось, и она упала с высоты шестидесяти футов на мостовую двора.

Страшно разбитая, полуживая, но все еще надеясь бежать, доползла до тюремных ворот, где увидели ее сторожа.

– До смерти убилась, до смерти! – закричали они, подбегая к ней.

Жанна казалась бездыханной, но была жива.

– Будешь жива, не бойся; только исповедуйся, причастись и попроси у Бога прощения! – сказали ей Голоса.

Так она и сделала. Три дня была больна, не пила, не ела, а потом поправилась.[308]

Против Голосов уже не возмущалась; лучше поняла, что значит: «Должно тебе пострадать». Но, может быть, на дне души оставался вопрос без ответа, как на дне чаши – капля яда: кем и для чего не она, а дело ее – Божие дело – погублено?

XLIX

Герцог Филипп Бургундский по просьбе сира Люксембургского, который, боясь внезапного нападения французов, не был спокоен за пленницу, велел в конце сентября отвезти Жанну еще глубже в страну, в город Аррас.

Новый торг начался о выдаче Девы. Тщетно герцогиня Люксембургская, кинувшись перед мужем на колени, умоляла его не бесчестить себя предательством. После долгой торговли согласился он на предложенную «цену крови» – 10 000 ливров золотом и в середине ноября выдал Жанну англичанам, а те отвезли ее в Руан, где заключили в старый замок короля Филиппа Августа, на склоне Буврейльского холма. В том же замке жил в те дни и английский король Генрих VI, больной девятилетний мальчик, тоже невинная жертва.[309]

Очень умно решили англичане судить Жанну не военным и не гражданским, а церковным судом, за «ересь» и «колдовство». «Если, – думали они, – Церковь признает, что вела войска и венчала в Реймсе Карла Валуа в короли Франции одержимая бесами ведьма, – какой будет для него и для всей Франции позор!»[310]

L

«In nomine Domine. Amen. – Incipit processus in causa fidei contra quondam quamdam mulierem, Johannam, vulgariter dictam la Pucelle».

«Во имя Господне. Аминь. – Суд начинается, по делу веры, над неким – некоей, в народе именуемой Девою».[311]

«Некий – некая» значит: «неизвестного пола существо под видом женщины».

Этот приказ был подписан 3 января 1431 года королем Англии, больным девятилетним мальчиком: жертва судит жертву, невинный – невинную.

Два главных судьи – епископ Бовезский, Пьер Кошон, которому обещают англичане архиепископскую митру в Руане, и доминиканский приор, брат Жан Лемэтр, наместник великого Инквизитора Франции.[312]

«Мы хотим, чтобы суд наш был образцовым», – говорит епископ Бовезский, предвкушая то, что будет.[313]

«Это не наших рук дело, а Божьих: Бог покарал французов за грехи», – говорил английский король Генрих V, после страшной Азинкурской бойни, глядя на груды голых окровавленных тел. «Я вел святую войну с благословения Церкви», – скажет он и на смертном ложе.[314]

Надо было англичанам осудить и казнить Жанну, «во имя Господне», чтобы доказать, что с ними Бог, а не с французами. Если король Франции с Жанной – от дьявола, то король Англии – от Бога, и наоборот.[315]

Франции душа бессмертная – Дева Жанна – в цепях у англичан; но ошибка их в том, что эту бессмертную душу могут они умертвить.