— Зачем, ваша милость? Мне и на площади хорошо. Не годится вам, такому доброму и большому начальнику, обижать слабого старика.
— Уверяю вас, это временно. Сейчас все объясню.
— Слушаю внимательно, готов всегда и во всем оказывать посильную любезность, — пролепетал башмачник, — только, если можно, выключите эту штуку, — он повел головой в сторону магнитофона, — у меня уши болят от скрипа ее катушек. И, если нетрудно, глоток воды, пожалуйста.
23
В новый лагерь нефтяников, с большим трудом преодолев сыпучие пески, колонна грузовиков доставила мешки с цементом и глинистым порошком.
Гордые своим отважным рейсом, шоферы в армейской форме степенно, по-хозяйски осмотрели натруженные машины с окрашенными в маскировочный цвет кузовами, сменили воду в радиаторах и принялись дружно сгружать мешки, аккуратно складывая их неподалеку от вибросита буровой, как проделывали это в свое время на старом месте.
Сергей Гринюк, Габи и Джой ставили палатки. Неподалеку от них, укрывшись в тени складского тента, буррабочие Лумбо и Даб промывали в тазу с соляркой детали разобранного движка.
Все остальные члены экспедиции находились на вышке, наводя там, как говорится "последний лоск".
— Для чего глина? — спросила Джой, у которой уже вошло в привычку то и дело задавать нефтяникам вопросы, а для них стало привычным отвечать любознательной стряпухе.
— Из глинистого порошка получается раствор, обязательный в бурении, — сказала Габи без особого энтузиазма.
— А цемент?
— Цементировать устье забоя.
— Ничего не понимаю, — сокрушалась Джой. — Прочитала массу книг, а все равно не понимаю.
Хорошенько закрепив дно последней палатки, Сергей предоставил женщинам заниматься верхними растяжками самостоятельно, сам же поспешил на помощь ссорящимся над тазом рабочим, утирая на ходу обильный пот рукавом и восклицая:
— Ну мороз, аж пар идет!
— Точно, как паровоз! — крикнула ему вслед Джой.
— Что, старатели, не клеится? — весело обратился Сергей к рабочим.
— Лумбо мешает, бвана, — сказал Даб.
— Нет, это Даб мешает, не умеет, — сказал Лумбо.
Сергей присоединился к ним, приговаривая:
— А ну подвиньтесь. Эх, варенички вы мои распрекрасные, одна голова хорошо, а две, как погляжу, еще хуже. Долой антагонизм, вы же пролетарии всех стран! Да не три ты глаза соляркой! Ну артисты. Сейчас разберемся в железяках, без паники, братцы…
— Я вам приготовлю сюрприз, — сообщила Джой дизелисту, — обязательно приготовлю. Скоро.
— Опять борщ из кукурузы?
— Представьте себе… — Девушка выдержала паузу для пущего эффекта и выпалила: — Вареники! С картофелем! Мне Габи объяснила!
— Да ну! — обрадовался Сергей. — Уважаю женский пол в международном масштабе. Хотя картошку здешнюю, извиняюсь, не уважаю, слишком сладкая ваша картошка.
— А я присолю хорошо, — пообещала Джой, — будет вкусно, не сомневайтесь. Уж постараюсь для вас.
Сергей Гринюк, огромный, плечистый, распрямился, растопырив измазанные мокрые пальцы, сдвинул брови, вперившись взглядом в бликующую чернь солярки в тазу у его ног, сказал негромко и мечтательно:
— Моя жиночка харч готовит капитально. И дочки мастерицы, вылитые она, Люба. В отпуск не успел нарадоваться на них. Ничего, осталось недолго, деньков через сорок-пятьдесят, думаю, пошабашим — и домой, на Днепро… Четыре года на конкретную солидарность — нормально.
— Так вот от кого вам пришли письма с картинками, — сказала Джой. — Сколько же у вас дочек?
— Аж две! — оживился дизелист. — Умницы, учатся капитально. Одна в третьем, другая в первом. С уклоном по математике. Младшая еще и в музыкалку пошла — на скрипке. Умора! В отпуск прилетал — пиликает, как напильником, а Люба на нее умиляется до слез. Эх братцы-бабоньки, без семьи погано.
Лумбо толкнул его в колено. Сергей спохватился, посмотрел на Габи, которая застыла с провисшей растяжкой в руке, печально глядя в одну точку.
В сухом, безветренном воздухе слышался позвякивающий перестук работы на вышке и у водонасоса. Глухо доносились голоса рабочих, рывших и облицовывавших отстойники. Какие-то необычайно храбрые птицы облепили ажурную сталь "бэушки" и любопытно посвистывали с хрипотцой, будто приветствовали невидаль в своих владениях.
Подойдя к Габи Амель, Сергей положил ей руку на плечо и сказал:
— У тебя, Габи, тоже растет исключительный хлопчик. Орел, вылитый батя. Вырастет нефтярем наш малыш, как Банго. Банго начал, а его сын продолжит. Еще как, помяни мое слово. На то и рожаем детвору, чтоб нас продолжали…
— Лучше рожай движок быстро, — заворчал Лумбо, — полоскаемся в солярке без толку. Надо к вечеру собрать и опробовать. Обермастер рассердится.
— Слыхали? — Сергей всплеснул руками. — Уже яйца курицу учат, как надо с железом. Всякий двигатель ни мыть, ни собирать на тяп-ляп не годится. Сперва помозгуй, потом навинчивай.
— Помоги, — сказал Даб.
— За что я вас обожаю, вареники, — улыбнулся дизелист Лумбо и Дабу, — так это за самостоятельность. Ученички мои капитальные! С вами на сдельной бы вкалывать! По миру бы пустили, виртуозы вы мои непревзойденные!
— Нерадивым не дам вареники, — рассмеялась Джой, подмигнув Сергею.