Жарче, чем тропики

— Ты же сказал, что женитьба на мне — дурацкая ошибка! — не сдавалась Мари.

— Ошибка, последствия которой мне придется терпеть до конца лета. И если уж мне придется терпеть, то тебе тем более!

— Но это совершенно неразумно! — возразила она.

— А я не чувствую себя разумным. К чему мне это? Ты уже не заслуживаешь особого снисхождения. Я женился на тебе честь по чести, и чем ты мне отплачиваешь?

— Я не хотела выходить за тебя! — выкрикнула Мари.

— Так почему, скажи во имя всех богов Африки, ты не села в вертолет? — воздев руки вверх, взревел Джамал.

— Я… я…

— Я знаю, что заставит тебя замолчать… — Насмешливый взгляд темнокожего красавца просто опалял ее. — Не думай, что мне не понять эту загадку. Я знаю, что у тебя было на уме!

Мари смертельно побледнела.

— Откуда тебе знать?

— Я знаю твое высокомерие…

— Мое высокомерие? — изумилась она, не веря, что он способен обвинить ее в таком грехе.

— Ты думала, что сможешь заставить меня играть в твою игру. Полагала, что все будет по-твоему. Но что таилось за этим самообманом? — с презрением спросил Джамал. — Правда в том, что ты готова была на что угодно, лишь бы уберечься. Твое желание быть со мной сильнее твоей гордости, сильнее твоих предрассудков и сильнее твоей власти надо мной, и все потому, что я отпускал тебя!

Выслушав правду о себе, Мари стиснула зубы, побледнев еще больше. Итак, те решающие полчаса в хижине посреди тропического леса были схваткой его и ее воли, в которой он победил. И теперь жестоко напоминал об этом.

— Так что и не думай наказывать меня за свои собственные колебания, ибо я предоставил тебе свободу, а ты сама отказалась от нее, — уточнил Джамал.

Опаляющие золотистыми искрами глаза оглядывали ее, а выразительный рот насмешливо скривился.

— И чего ты там ежишься под халатом? Это просто смешно! Я не настолько глуп, чтобы вообразить, будто женщина твоего возраста и с твоей подноготной сохранила невинность.

— Да ты абсолютный глупец, — прошептала Мари, раскрасневшаяся от ярости и досады. И не подумаю снимать халат и представать перед ним чуть ли не совсем голой в этой прозрачной ночной рубашке, подумала она, какой бы смешной я ни казалась в его глазах!

— В этом ты, пожалуй, права, я действительно наделал глупостей. — Поразительно красивые черты его лица исказились от обуревавших Джамала неистовых чувств. — Мне следовало бы хранить верность своим идеалам. И не делать скидку на нравы вашего не столь принципиального общества. Мне пришлось преодолеть определенные предубеждения, прежде чем просить тебя стать моей женой, хотя я знал, что не буду твоим первым мужчиной…

— В самом деле? — Мари была на грани нового бурного приступа гнева. И все же она получала мрачное удовольствие от того, что он не знает о ее неопытности. — И как же ты об этом догадался?

Его чувственные губы сжались.

— Мне известно, что в твоей квартире жил мужчина за год до нашей встречи. Я узнал об этом в Париже.

Ее коллега Анри, временно оставшийся без крыши над головой, упросил ее приютить его, и она поддалась на уговоры исключительно потому, что он был единственным ее другом-мужчиной. К тому же «голубым».

— Но Анри…

— Не хочу и слышать о других мужчинах! — Джамал смотрел на нее с упреком. — И если бы ты сегодня не пробудила во мне такую враждебность, я не испытывал бы подобной горечи и не намекал бы на них.

— Да я даже рада этому! Вполне могу принять твои условия, — язвительно ответила Мари, ухватившись за оружие, которое он невольно подсунул ей, чтобы с его помощью отбиться от Джамала.

— Я не лицемер и не могу требовать от тебя того, в чем и сам не безгрешен. Ты меня так разозлила, что, может быть, и хорошо, что ты не девочка, — свирепо бросил он, поспешно расстегивая рубашку.

Его шоколадного цвета мускулистая грудь была покрыта вьющимися черными волосами. Мари отвернулась, покраснев как в лихорадке. Ее сердце безумно колотилось в груди, пальцы вцепились в осмеянный им халат.

— Если ты останешься здесь, — заговорила она лишенным всякого выражения голосом в попытке охладить пыл мужчины, — я пойду спать в другое место.

Внезапно пара мощных рук схватила ее сзади.

— Не пойдешь!

— Пожалуйста, убери свои руки.

— Не уберу. Мне надоело быть джентльменом, — заявил он, прижимая ее к своему мощному, горячему телу.

— Если ты не отпустишь меня, я завтра же уеду отсюда, — с дрожью в голосе поклялась Мари, и горячие слезы полились из ее глаз. Возбуждающий запах его тела обволакивал ее, и она попыталась собрать в кулак остатки воли, чтобы не поддаться собственной слабости. — И как только окажусь дома, клянусь, все расскажу в печати!

Услышав эту самую страшную угрозу, до которой она только могла додуматься, Джамал окаменел.

— Ты не сделаешь этого…

— Еще как сделаю! — солгала она, преодолевая комок в горле. — А почему бы и нет? Разве ты сам не говорил, что вы готовы даже к дипломатическому скандалу? Так я вам и устрою скандалище!

Обняв ее покрепче за бедра, Джамал подхватил Мари на руки со словами:

— Завтра ты никуда не уедешь! — Он подошел к двери и распахнул ее. — И ни в какой другой день!