Жареный лед

— Ну да! — мою память точно вспышкой озарило, — что-то про золото ты болтал. Кажется, когда мы были… — я замялся.

— У бабки Сенцовой! — торжественно объявил Чернышев. — Сегодня всю ночь не спал, вспоминал: этажерка, коробочка.

— Занятно, — вступил в разговор мой наставник, — цепочка закольцовывается. Сенцов, Еропеев, Клетчатый. Драки на почве раздела добычи. Гарно! Только вопрос, кого они раздели. Никаких ведь заявлений. И люди не пропадали…

— Может, в райцентре? — предположил я.

— Исключено, — безапелляционно заявил Черныш.

Мы затихли в раздумье. Стало слышно, как под потолком невидимый паук «оприходывал» муху.

— Ладно, — подвел черту Дмитрук, — надо произвести обыск у Еропеева и Сенцовой. Клетчатый — бомж, конечно.

— Конечно, — согласился Лешка, — и что характерно, молчит, гад. Про избиение Финика все признал, будто на «зону» торопится, а про кольцо и бригадира — ни гу-гу…

Все остальное проходило уже без меня. Утром я с пересадками добрался до железнодорожной станции и покатил в область. Настроение немножко поднялось, но страх перед ганинскими кознями не исчез. Провожая меня, Чернышев и Птица клялись довести дело до конца. Теперь они остались в поселке, а я остался один на один с недобрыми предчувствиями. Не буду утомлять подробностями моего путешествия. В УВД попал в час, когда секретарши начинают сматывать удочки, а форточки с шумом захлопываются. В дежурной части меня ждали, но собирались послать не в инспекцию по личному составу, а в отдел кадров. Но было не до размышлений, я, с вожделением глядя на телефон, стал умолять связать меня с Дмитруком. Чуть не заплакал, честное слово, чем разжалобил местного лейтенанта. Он моментально связал меня с отделением. В трубке раздался писклявый голос Леонтьича:

— Архангельский, Сережка, ты, что ли?

— Где начальство? — нетерпеливо спросил я.

— Дмитрук в райцентре, с Чернышевым и Чибисовым следственный эксперимент проводят.

— Какой эксперимент? — совсем обалдел я.

— Так у Сенцовой золотишко в огороде нашли, — затараторил Вечно Поддатый Винни-Пух, — покойничек тайно припрятал, она и не знала. Тут и Финик твой раскололся.

Втроем они золотишко то добыли. Финик, покойничек и…

— Знаю про это, — пришлось заорать в микрофон, — откуда кольца?!

— Откуда, откуда, — проворчал Леонтьич, — клад они разрыли на стройке…

К начальнику отдела кадров я шел с гордо поднятой головой. Разгадка оказалась простой, но такой важной. Впрочем, через полчаса я уже так не думал. И вот почему.

Полковник в зеленом мундире, с физиономией типичного чиновника, принял меня настороженно. Мою болтовню о кладах он сразу оборвал. Недовольно поморщившись, неожиданно спросил:

— Архангельский, у тебя в МВД и вправду родственник есть?

Мои вытаращенные глаза вроде бы не убедили его.

— Дело твое: хочешь — признавайся, хочешь — нет, — он поднял палец, и я с удовольствием обнаружил, что на кителе нет нарукавников, — но, думаю, о коллегах у тебя остались теплые воспоминания, и ты ни на кого не держишь зла, — почти по-отечески добавил хозяин кабинета.

Я раскрыл рот и молча внимал. Единственное, что было понятно — туча прошла стороной и впереди какие-то сюрпризы.

— В общем, в Москве поддерживай нашу марку.

— В Москве, — подтвердил кадровик. — И можешь не притворяться! Знаешь ведь, что вызывают тебя в редакцию журнала. А раз дело запросили… — он сделал многозначительную паузу и, сладенько улыбаясь, добавил:

— Большому кораблю — большое плаванье. Деньги на командировку получишь у финансистов, поторопись, а то уйдут…

Выбравшись из Управления, я начал соображать. Статья про ганинские художества! Вот что сыграло роль и, судя по всему, здорово перевернуло мою жизнь. Работать в центральном издании министерства — мог ли об этом мечтать бедный провинциальный лейтенант, к тому же ходивший под угрозой разжалования или суда? Как признаются писатели, перо бессильно передать мои чувства…