Жаркий Август. Книга Первая

Решив так, снова с усиленным рвением уткнулась в книгу, да только строчки перед глазами упрямо расплывались, их смысл от меня ускользал, оставаясь где-то за гранью сознания. Сама не желая того, опять обратилась в слух. Вот напасть!

И посмотреть хочется, и чтоб поскорее ушел к себе хочется. Прямо сгусток противоречий, а не Василиса Чуракова. Сама себя последнее время удивляю.

Примерно через полчаса мое Наказание выглянуло в коридор и буркнуло, что все готово. Я сделала вид, что недовольна тем, что оторвали от чтения великолепного шедевра, и с кряхтением поднялась на ноги, гадая, что делать дальше. С одной стороны, вроде решила, что больше никаких совместных приемов пищи, а с другой-то уже привыкла, что эта наглая морда сидит за другим концом стола.

Может все-таки отправить его в комнату, пусть там и ужинает? Нет, плохая идея. Так и будет, потом туда-сюда еду таскать, не отучишь. Подождать когда свалит с кухни? Опять получается, что отступаю, прогибаюсь под него. А с ним совместно нет никакого желания время проводить, и это не смотря на то, что минуту назад мечтала увидеть, чем он там занимается.

Блин, что делать-то? И посоветоваться не с кем, и спрятаться не за кого. Засада!

На кухню шла как на эшафот, раздираемая внутренними противоречиями.

Попробовать еще раз? Уже точно последний. Или не стоит? Или стоит? Он ведь обязательно что-нибудь да выдаст, по поводу дневного происшествия. Что-нибудь неприятное. Тогда был не особо болтлив, наверное, оттого что с крыши свалился, а сейчас ему ничто не помешает завести разговор на волнующую тему. И что тогда? Очередная ругань на ночь глядя, после которой я глаз не смогу сомкнуть? Что же так все сложно, неоднозначно и запутанно?! Надоело.

Чутье как всегда оказалось право. Тимур смог продержаться в тишине и спокойствии минут пятнадцать, не больше, после чего, впившись в меня цепким взглядом, спросил:

– То есть теперь я еще и заключенный? – и в голосе такой гремучий коктейль перекатывается, что с трудом удается перебороть желание уйти. Не имею права уходить, я дома. У себя, черт подери дома! И не могу себе позволить просто взять и сбежать от него, дав тем самым ощущение безнаказанности, вседозволенности. И от этого хуже всего. С ним не получается плавно обходить острые углы, гасить разногласия в зародыше. На него не подействуют ни увещевания, ни призыв к здравому смыслу, ни ласка, ни забота. Ничего. Он абсолютно закрыт, забаррикадирован, замурован за толстыми непробиваемыми дверями. Да, так проще выживать, цепляться зубами за каждую подвернувшуюся возможность. Все правильно. Но как же мне тяжело находится с ним рядом. Ощущение, что идешь острию ножа, с одной стороны которого плещется раскаленная лава, а с другой мрачная трясина.

И рада бы промолчать, проигнорировать его, да только чувствую, что смотрит, в упор, ожидая ответа.

– Удивлен? – чудом удерживаю голос от дрожи, – а чего ты, собственно говоря, ожидал? Что погладят по голове, похвалят за отвагу и находчивость и все оставят как есть?

Молчит, не отводит темных глаз. И я в ответ сморю, хоть и нестерпимо хочется отвернуться, а еще лучше уйти отсюда или его прогнать. Но прекрасно знаю, что не уйду, и не прогоню, а значит, этот неприятный разговор будет продолжаться.

– Теперь ты под домашним арестом. Сделаешь дела на кухне и к себе.

– Думаешь, меня это волнует. По-твоему, я расстроюсь из-за такого наказания? – хмыкает он, одаривая меня снисходительным взглядом.

– Я ни о чем не думаю. Понятия не имею, волнует ли тебя вообще хоть что-то в этой жизни или все, как с гуся вода. И даже гадать не буду, – поморщилась оттого, что в висках внезапно зашумело. Давление что ли на нервной почве поднялось? Этого еще не хватало, для полной радости, как у бабки старой. Зря, зря решилась на этот совместный ужин. Ох, как зря! – может посидишь в одной комнате, подумаешь, выводы определенные сделаешь, а может и не сделаешь.

– Я все не пойму на хр*на я тебе сдался? Что ж ты меня никак не продашь? – внезапно спросил он, огорошив таким заявлением.

– Ты хочешь этого? – спрашиваю растерянно, не сумев удержать равнодушную маску на лице.

– Мечтаю!

Вот, с*чонок! Мечтатель, блин, хр*нов.

Да, будь моя воля, с радостью бы продала! Да что там продала, сама бы заплатила, лишь бы забрали это сокровище и увели подальше от меня. Вот только не могу, не по силам мне изменить эту ситуацию, остается только терпеть. Стискивать зубы и терпеть, загоняя как можно глубже желание наговорить такого, о чем потом буду жалеть. Терпеть, несмотря на то, что хочется махнуть на все рукой, и бежать без оглядки.

Почему-то становится обидно, до дрожи, до слез. Из-за безысходности ситуации, из-за несправедливости, из-за всего. Не могу понять, почему он настолько на меня взъелся, и от этого внутри словно кошки когтями наживую дерут, и дышать тяжело.

Да-да, я помню о его социальном статусе. Помню, что он раб, да не простой, а с вольным прошлым, в связи, с чем количество проблем возрастает в геометрической прогрессии, помню, как он ко мне попал.

Но…