Жаркий Август. Книга Вторая

– Чу, тебе с утра названивал благодетель, спасший нас вчера. Перезвони ему.

Замираю, обреченно прикрыв глаза. Черт, разговора с Барсадовым старшим я не выдержу, но делать нечего. Таких людей игнорировать нельзя. И простым сообщением из разряда "у нас все хорошо. Спасибо" не отделаешься.

– Хорошо.

Оставив Тимура с Никитой на кухне, бреду в кабинет. В задумчивости умудряюсь расплескать кофе, и от этого становится еще хуже. Смотрю на темное пятно, расползающееся по полу, сглатываю горький ком в горле, перешагиваю, иду дальше.

Запираюсь в кабинете, чтобы никто не беспокоил, и некоторое время просто сижу перед компьютером, уткнувшись взглядом в черный экран, на котором застыло мое собственное размытое отражение. Неясное, мутное, темное, как моя душа в этот самый момент.

Включив машину, не торопясь, достала второй браслет, положила перед собой и с каким-то извращенным интересом рассматривала. Я не хотела его одевать, наверное, даже больше, чем сам Тимур. Я боялась его, начинала нервно дрожать, стоило только прикоснуться кончиками пальцев к гладкой поверхности, будто вытягивающей тепло из сердца. Теперь придется.

Благодаря белобрысой Заразе, которая с упорством умалишенного лезла в нашу и без того сложную жизнь.

Дрянь.

Компьютер включился, и спустя долю секунды поступил входящий вызов.

Барсадов.

Даже не ответив на его звонок, чувствовала, что он раздражен.

Наверное, надо было вчера ему позвонить, все рассказать, отчитаться. Но я не могла. У меня не было сил, билась в агонии, утопала в безнадежных мыслях… Просто не могла. Я тоже человек. Тоже живая… пока… Несмотря на пустоту внутри.

Мне надоело быть сильной. Не хочу больше.

Взгляд снова возвращается к браслету, и сердце заходится в агонии. Господи, как же все хр*ново.

– Здравствуйте, – сдавленно произношу, нажав кнопку «ответить».

На экране появляется мрачный и чертовски злой мужик, у которого испарилась вся его выдержка и надменность. М-да, действительно отец своего сына. Один в один, как Тимур, когда тот злился. Темные глаза так же полыхают.

– Какого черта ты пропала? – прорычал он.

А у меня даже ничего не дрогнуло внутри. Измучилась, перегорела, как дешевая лампочка. Взгляд по-прежнему на браслете. Ненавижу.

– У нас все хорошо, – выдаю бесцветным голосом, – спасибо.

– Не вижу радости в очах, – резкий ответ заставляет вздрогнуть. Смотрю на него рассеянно, не зная что делать дальше. Вроде надо все рассказать, объяснить, а у меня нет сил, нет слов.

Игорь Дмитриевич впивается цепким взглядом, сканируя каждый миллиметр моего лица. Как всегда, чувство, будто под кожу забирается.

Я в ответ просто смотрю без эмоций, без страха, без всего. Сейчас во мне пусто. Наверно, эта пустота пробивается наружу, потому что он спрашивает уже чуть спокойнее:

– Точно все нормально?

– Да, – еле шепчу, ощущение, будто силы покидают, не могу шевельнуть даже пальцем. Похоже, накрыл откат номер два. Вчера – истерика, сегодня – оцепенение, на фоне нервного истощения.

Барсадов смотрит на меня, ожидая объяснений. И я начинаю говорить медленно, будто на автомате описывая ему все, что вчера происходило. Заново переживая этот ужас, погружаясь в него, захлебываясь. Снова чувствую панику из-за неумолимо ускользающего времени, липкий страх, отчаяние от взгляда Тимура.

Рассказываю все. Про ожидание, про белобрысую, про пристава, про префекта. Обо всем подробно. Еще раз благодарю его за помощь и замолкаю. Перед глазами картинка вчерашнего утра, когда Тим распахивает дверь, и на пороге появляются Марика с приставом. И рада бы избавиться от этих образов, да не выходит.

Встаю из-за стола и отхожу в сторону от камеры, прикрываясь тем, что ищу что-то важное. На самом деле у меня просто нет сил. После рассказа, будто заново окунулась в этот ад, и по щекам побежали слезы.

Барсадов молчал с минуту, терпеливо ожидая, когда я, наконец, появлюсь в кадре, после чего со вздохом спросил:

– Ревешь?

От этого слезы бегут еще сильнее. Отрицательно качаю головой, потом спохватившись, понимаю, что он не может меня видеть, и сдавленно произношу:

– Нет.

Глупая ложь. В голосе сквозят еле сдерживаемые всхлипы.

– Понятно, – Игорь Дмитриевич естественно не поверил, – все прошло. Успокаивайся. Они теперь к вам не сунутся. Так что можете расслабиться.

– Угу, – только и могу выдавить, прижавшись лбом к прохладной стене.

Чувствовала себя раздавленной, опустошенной. Оттого, что вчера чуть не потеряла человека, которого люблю. Оттого, что не имею никаких прав на эту любовь. Как все сложно.

Опять тишина. Я пытаюсь успокоиться, нахожу влажные салфетки и вытираю лицо, мокрое от слез.

Становится чуть легче. Потом большими жадными глотками пью кофе, отчаянно жалея, что это не простая холодная вода.

Мой собеседник терпеливо ждет. Другой на его месте уже бы прервал вызов, отключился, а этот ждет, давая время успокоиться.

Наконец удается обрести какое-то подобие душевного равновесия, я нерешительно подхожу к стулу и снова усаживаюсь перед камерой. Надо отдать ему должное, Барсадов не стал пристально рассматривать мою покрасневшую, опухшую от слез физиономию.